Куан Ю Ли - Мой взгляд на будущее мира

Иногда, когда я категорически с чем-то не согласен, я доношу свою точку зрения до премьер-министра. Например, так было в том случае, когда правительство обсуждало вопрос о возвращении программ на диалектах китайского языка на бесплатных государственных телеканалах. Они рассуждали следующим образом: «Поскольку мандаринский язык уже надежно устоялся в нашем обществе, давайте транслировать программы на других диалектах китайского, чтобы доставить удовольствие пожилому населению». Я решительно этому воспротивился, поскольку в мою бытность премьер-министром мне стоило огромных трудов побудить людей отказаться от диалектов и перейти на мандаринский язык. Так зачем же теперь возвращаться в прошлое? Мне пришлось бороться с целым поколением китайцев, которые яростно протестовали против отмены своих любимых телепрограмм на государственных телеканалах. На канале Rediffusion работал великолепный телеведущий Ли Дай Сор, но нам пришлось закрыть его шоу. Зачем заражать следующее поколение сингапурцев кантонским или хок-кьеном? Если вы вернете эти телепрограммы, старшее поколение начнет говорить на диалектах со своими детьми и внуками. Так мы медленно, но верно, вернемся к прошлым проблемам.

В каждой стране должен быть один общий язык, который понимают все ее жители. Сингапуру британцы оставили в наследство четырехязычное общество, и его интеграция была непростым делом. У нас было много китайских школ, где обучалось большинство сингапурских китайцев. Они очень гордились своим языком, особенно после того как в 1949 г. в Китае было создано новое коммунистическое государство. Мне пришлось бороться сразу на многих фронтах, чтобы перевести обучение во всех школах на английский, а родной язык преподавать как второй. Китайские шовинисты сражались против этого не на жизнь, а на смерть. Китайские газетчики подливали масла в огонь, чтобы не терять свои тиражи. Поскольку в то время я не обладал достаточным влиянием среди китайской общины, мой пресс-секретарь Ли Вей Чень, китаец по происхождению, держал китайскую прессу, китайские школы и Наньянский университет под жестким контролем, чтобы предотвратить или хотя бы свести к минимуму демонстрации, забастовки и саботаж.

В конце концов люди осознали все преимущества англоязычного образования, и проблема решилась сама собой. Благодаря этому сегодня Сингапур говорит на английском, что позволяет нам свободно общаться со всем миром и привлекает к нам транснациональные корпорации, а родные языки помогают сохранять тесные связи с Китаем, Индией и Индонезией. В свое время выбор языка стал критическим поворотным моментом для нашей страны. Если бы мы выбрали другой язык, сегодня Сингапур мог бы быть застойным болотом.

Не только по сентиментальным, но и по сугубо практическим соображениям, связанным с расширяющейся торговлей и бизнесом с Китаем, сегодня нам нужен китайский как второй язык. Но нам не нужны диалекты. В свое время мы потратили массу времени, сил и политического капитала на то, чтобы очистить средства массовой информации от диалектов китайского языка, потому было бы крайне глупо отказываться от этого сегодня.

Жизнь лучше смерти. Но смерть когда-нибудь приходит к каждому. Многие люди в расцвете сил предпочитают не думать об этом. Но в 89 лет я не вижу смысла избегать мыслей о ней. Меня волнует, как я уйду. Умру ли я быстро, из-за остановки сердца вследствие инфаркта миокарда? Или меня поразит инсульт, и я буду много месяцев лежать в постели, разбитый параличом, в полубессознательном состоянии? Из этих двух вариантов я, разумеется, предпочел бы первый.

Некоторое время назад я составил «завещание о жизни», в котором распорядился: в том случае, если я впаду в такое состояние, в котором меня придется подключить к аппаратам жизнеобеспечения фактически без шансов на то, что я смогу вернуться к нормальной жизни, врачи должны отключить меня от этих аппаратов и позволить мне быстро умереть. Этот документ заверен моим врачом и юристом.

Если вы не составите такой документ, они сделают все возможное, чтобы предотвратить неизбежный исход. Я видел много таких случаев. Мой шурин Йонг Ньюк Лин был подключен к такому аппарату. Он находился у себя дома, и рядом лежала его жена, почти в таком же состоянии. Его сознание вскоре угасло. Но жизнь в нем поддерживали еще несколько лет. Какой в этом смысл? Очень часто врачи и родственники считают, что должны сохранить человеку жизнь во что бы то ни стало. Я с этим не согласен. У всего есть конец, и я хочу, чтобы конец моей жизни наступил по возможности быстро и безболезненно. Я не хочу покидать этот мир, лежа на кровати в коматозном состоянии, с трубками в носу и желудке. В конце концов, человек — это не только тело.

Я не склонен видеть в жизни какой-то смысл — некое великое предназначение — и оценивать ее как-то иначе, чем с точки зрения того, что вы хотели сделать. Что касается меня, то я сделал в своей жизни все, что желал, на что хватило моих сил и талантов. Я удовлетворен.

Разные общества выработали разные философские объяснения, ради чего нам дается жизнь и что происходит после нее. В Америке вы найдете ревностных последователей христианства, особенно в консервативном Библейском поясе, охватывающем юг страны. В Китае, несмотря на десятилетия маоистской и марксистской идеологической обработки, широко распространены религии на основе традиционного буддизма и даосизма. В Индии люди верят в реинкарнацию.

Я не назвал бы себя атеистом. Я не отрицаю существование Бога, хотя и не могу однозначно сказать, что он есть. Говорят, что наша Вселенная образовалась в результате Большого взрыва. Но люди как мыслящие существа, стремящиеся постичь самих себя и мир вокруг, появились на Земле всего 20 000 лет назад. Стало результатом это ли дарвиновской эволюции? Или же делом рук Божьих? Я не знаю. Поэтому не смеюсь над людьми, которые верят в Бога, даже если сам не наделен такой верой.

У меня был близкий друг Хон Суй Сен, который был очень набожным католиком. Когда он умирал, рядом с ним находился священник. Хотя ему было всего 68 лет, он не боялся смерти. Он верил, что на небесах встретит свою жену. Я тоже хотел бы после смерти встретить свою жену, но не думаю, что это произойдет. Я просто перестану существовать, как перестала существовать и она — иначе загробный мир был бы перенаселен людьми. Могут ли быть небеса безграничным пространством, способным вместить все души когда-либо живших людей? Сомневаюсь. Но Суй Сен верил в это, и это сделало последние мгновения его жизни спокойными и радостными. Его жена, которая умерла в ноябре 2012 г., также верила в то, что они встретятся на небесах.

Окружающие меня люди, которые раньше предпринимали попытки обратить меня в свою веру, больше не делают этого, понимая, что это бесполезно. У моей жены была подруга детства, чрезвычайно религиозная и пытавшаяся обратить всех вокруг в христианство. В конце концов моя жена перестала с ней общаться, сказав: «Это абсурд. Каждый раз, когда мы встречаемся, она только и делает, что проповедует». Она не верила в жизнь после смерти, хотя, по общему признанию, человеку легче и комфортнее жить с верой в загробную жизнь, чем без нее.