Крис Хит - Robbie Williams: Откровение

Я в свою очередь спрашиваю его, думал ли он, что они с Гаем когда-либо попробуют снова работать вместе.

«Да кто знает, что будет? — отвечает он. — Я думаю, что в конце концов мы с Гаем сделаем еще один альбом, но когда? Я не знаю. И к тому же в любом случае это не будет так, как будто я понял, что облажался по полной, и прибежал к нему. Я для такого слишком упертый. Вот прямо сейчас я бы не чувствовал удовлетворения от такого. Я думаю, что мы сочиним альбом на определенном этапе, и я жду этого времени, но в ближайшие пять лет возможности не вижу».

Также он говорит вот что:

«Я люблю Гая. Действительно. Я нахожу, что работать с ним трудно».

На следующий год я приезжаю к Гаю в лондонскую студию, чтобы пообщаться с ним. Он согласился дать интервью в честь двадцатилетия карьеры Роба. Он очень мило разговаривает о тех, первых, днях их сотрудничества. Как по телефону Роб ему сказал, что хочет делать «попсу грязную», а Гай ответил «Такое я могу». Как они договорились писать два дня. Как в первый день он родил «South of the Border»: «Он буквально вошел в спальню и запел. Не было никакого „я хочу сделать это…“ Мне кажется, мы потом выпили чайку, но особо много не разговаривали». И как он вернулся на следующий день, и они сочинили «Angels».

«Он начал петь — у него была уже мелодия куплета и слова первого куплета, мне кажется. Может, даже и второго. Но вот припева у нас не было. Я начал наигрывать на пианино эту мелодию, и он тут же выдал эту мелодию, без сомнений. И, по-моему, мы вместе сочинили слова для припева. Это заняло минут двадцать примерно. Если написать эти слова на бумаге, то окажется, что они очень простые. И в этой песне нет бриджа — два куплета и припев вся она».

Мы обсуждаем также два более поздних сильных рубежа в карьере Роба. Когда доходим до хита «Feel» Гай упоминает, что вот в этой студии кавер-версию песни записала Тина Тернер. Но ее запись не выпускалась: «Не могу дождаться, пока у EMI хватит ума выпустить ее — потому что по ней понятно, что такое классика. Конечно, версия Роба всегда будет той самой версией, самой главной, но когда вы слышите, как это поет артист столь удивительный, как Тина, вы захотите переслушать много раз и новыми ушами».

Мы добираемся до раскола.

«Конечно, то, как закончилось наше сотрудничество, — это несколько шокировало, — рассказывает он. — Это оказалось довольно жестоким. Но может я и заслужил. Кто знает?» Он возвращается в прошлое, чтоб было совершенно ясно, что он мог сделать не так: принять их сотрудничество как должное, работать параллельно над другим проектами, что нервировало Роба, недооценивать песни, которые Роб писал с другими авторами — причем и важность их для Роба и их коммерческий потенциал. И он признает, как Роба раздражает, когда люди считают, что всю работу делает Гай. «Я лично никогда такой подход и такое мнение не поддерживал, — уверяет Гай. — Ни в разговорах, ни в интервью. Никогда . Я всегда с восторгом отзывался о таланте Роба-песенника, и так и буду о нем отзываться всегда».

Он рассказывает о том, как недавно какое-то время жил в доме Роба — «это было прекрасно» — и как они вместе писали песни. «Мы в то лето написали одну песню, которая у меня особенный восторг вызвала. Но восторг этот не разделили со мной… и это меня немножко обломало. Он прям как стена каменная: не будем песню эту делать, не нравится, и все тут. Я с этим не смог смириться. Так оно бывает, но все нормально. Меня это сильно расстроило, но его ты никогда не заставишь делать что-то, чего он не хочет».

Гай рассказывает очень дружелюбно и откровенно, но чувствуется: он как будто и боится сказануть что-то, что все испортит, и надеется произнести некие слова, которые откроют дорогу в будущее, и ловит знаки — а может ли такое вообще произойти?

Осенью 2012 года Роб написал Гаю имейл — не хотел бы тот появиться в качестве специального гостя в одном из ноябрьских концертов Роба в лондонском зале O2. Роб говорит, что получил письмо с ответом «ага, конечно». На следующий день от Гая пришло другое письмо, в котором он беспокоится о том, что в первом взял неверный тон: «Наверное, мои слова „ага, конечно“ прозвучали слишком уж легкомысленно, но на самом деле мне очень хочется с тобой выступить».

Я спрашиваю Роба, как он додумался пригласить Гая, и почему он решил, что это хорошая идея.

«Потому что я скучаю по Гаю. Просто хочу его видеть».

Они встречаются вскоре после того, как Роб вписывается в концерт в память жертв трагедии 1989 года на стадионе Хиллсборо. На этом мемориальном концерте Роб исполнит известную песню «He Ain’t Heavy, He’s My Brother», которую продюсирует Гай. В следующий раз они встречаются в комплексе LH2 в западном Лондоне — там обычно репетируют представления, которые пройдут в O2. Они проходятся по трем песням, которые будут исполнять вместе: «Eternity», «Mr Bojangles» и «She’s The One». Гай стоит в пустом зале, слушает репетицию остальной части сета. Когда Роб заканчивает, так и не спев их самую знаменитую песню, Гай выглядит встревоженным и неприятно удивленным.

«Как? Без „Angels“?» — недоумевает он.

Я объясняю, что песня в сет-листе концерта есть, но она на бисах, и Роб ее просто пропустил.

«Как же мне, блядь, скучно от этого всего», — вздыхает Гай.

Вернувшись в гримерку, Гай сразу идет в туалет. По возвращении он начинает прощаться, но Роб просит его присесть.

«Вот следующим будем делать свинговый альбом — хочешь?»

«Разумеется», — отвечает Гай.

Барнаби, оператор, снимающий эти репетиции, о чем-то спрашивает Гая. Гай говорит ему, что последнее его шоу с Робом состоялось десять лет назад в Новой Зеландии. «Некое оздоровление происходит, мне кажется. Потому что все это время я не выступал с ним».

Барнаби спрашивает, каково это — снова видеть Роба.

«Круто видеть его счастливым. Вот это самое лучшее. В свое время я тусовался с ним, когда он не был особо счастлив, а был сильно терзаем. По-моему, тогда, когда мы с ним были в Элэй — это ж три года назад? Тогда трудный у него период был».

Когда Барнаби затем разговаривает с Робом, Роб именует Гая «мой старинный соавтор, того времени, когда я был хорош».

Несколько дней спустя они выступают вместе. Роб представляет публике «She’s The One» как лучшую песню, которую они написали вместе. Песня же на самом деле написана Карлом Уоллингером из группы World Party и входит в их альбом Egyptology . Когда Роб впервые попал в рехаб, он бесконечно слушал там этот альбом и решил сделать кавер. Все эти годы Карл Уоллингер отзывался о версии Роба пренебрежительно — это в лучшем случае — а подчас доходил и до настоящей грубости. (Хотя кавер этот принесет Уоллингеру кучу денег.) Так что сегодняшние слова Роба — это просто очередной выстрел в затяжной войне.