Крис Хит - Robbie Williams: Откровение

Однажды вечером, несколько недель спустя после того, как Гай вернулся в Лондон, он встретил в Groucho Club Лили Аллен. Она довольно пьяна. Гай сидит за фортепиано, что с ним иногда случается, а она ему говорит: «Выдай лучшее!» До него доходит, что она приняла его за пианиста клуба Groucho. (По иронии судьбы в 1985 году, когда клуб только открылся, он действительно тут поработал пианистом какое-то время. Однажды, когда он играл некую сборную солянку из диснеевских песенок, в клуб вошел Дэвид Боуи. «Я сижу и такой „хай-хоу, хай-хоу“ или что-то другое совершенно отстойное».)

В конце концов той ночью Гай предложил Лили Аллен спеть «Dream A Little Dream». Она удивилась: откуда он-де знает, что это ее любимая песня? «Хотя она была довольно никакая, — говорит он, — спела она эту песню действительно очень хорошо». К тому моменту она уже поняла, кто он такой, и он интересуется, не спела бы она это на альбоме, над которым он работает. Она отвечает утвердительно, но разумно просит предложить ей это еще раз — когда она протрезвеет.

Трезвой она соглашается назначить дату.

Первое: на студии Abbey Road заказан день — чтобы Роб спел «Swings Both Ways» с Руфусом Уэйнрайтом и оркестром из 80 музыкантов. После того как Тедди постригли в первый раз в ее жизни, Роб входит в студию. Они с Руфусом обмениваются новостями. Руфус показывает свое кольцо — фамильное, со львом с топором.

«Ну, я ж родился в пабе под названием „Красный Лев“, и вот такой лев у него и был на фасаде, — говорит Роб. — А на самом деле этот красный лев означал для неграмотных: здесь гостиница». Он умолкает на мгновение, потом добавляет: «Знаешь, у меня масса такого. Если нужен неинтересный факт — это ко мне, пожалуйста, в любое время. У меня их навалом».

Они дальше обмениваются историями. Руфус говорит о пересечениях своих предков с миром «Великого Гэтсби» (он вчера вечером посмотрел новую экранизацию).

«Ну, а как тебе такое, — говорит Роб. — Мои прапрабабушка и прапрадедушка жили в Бостоне. Он — выпивоха и ревнивец страшный. А она пошла петь в клубе с парнями черными. Он пришел домой, узнал об этом и в приступе ярости и ревности долбанул ее по голове топором так, что у нее череп раскрылся. Он, решив, что убил ее, бросился в реку Гудзон и погиб. А она не умерла, стала присматривать за моей мамой. С половиной лица». Руфус, понятно, выглядит совершенно озадаченным и в ужасе, говорит, «пойду-ка заброшу яблочко себе в глотку».

Через миг Руфус упоминает Крисси Хайнд, в связи с чем Роб рассказывает лучшую свою историю про Крисси Хайнд. «Мне было тогда двадцать лет, а мы были на вечеринке. Три часа ночи, канун Нового года, а она говорит мне: „Хочешь вернуться и закончить ту песню, которую я писала? Безо всякой только постели“. Я ответил: я вернусь, но невысокого я мнения о названии песни».

Роб и Руфус пробегают по песне и решают, кто будет какие строчки петь. Об этом не договаривались, но все решается быстро, пока они не начинают спорить о строчке «просто следуй за мной и этим гигантским клоуном».

«Это твоя строчка, — настаивает Роб. — Потому что ты обращаешься к реальной тупице». Но тут у него вдруг предложение, как улучшить. «Или, чтоб выбросить, просто следуй за мной, ты, гигантский клоун».

Все хохочут. Строчка — в песне.

Заходит Хелена Бонжм-Картер. Слушает запись.

«Горжусь вами, — говорит она. — Это фантастика». Она спрашивает, а кто автор.

«Мы ее вместе написали», — отвечает Руфус.

«Да что ты говоришь! — она очень удивлена. — Вот это просто чудо. Я-то думала, что это какая-то старая-знаменитая».

Роб и Хелена Бонэм-Картер сравнивают свои версии баек о местах и людях, которые им обоим известны. Это такие истории, в которых Роб в определенный момент говорит: «Я схватил Боно и Джорджа Майкла и потащил их в тот туалет, где пропел им а капелла три песни, из головы, с моего первого альбома. Сидите, сидеть, говорю, и надеюсь состариться перед смертью ! (Припев песни „Old Before I Die“. — Прим. пер. ) Уж не знаю, что они и как. Испугались? Я, кажется, напевая им, стоял в ванне…»

Входит некая женщина с маленькой, лет трех, девочкой. Женщина объясняет Робу, что когда последний раз его видела, ходила беременной. «Вот результат».

Роб наклоняется к дочери, поприветствовать: «Привет, Результат».

Песня доделана, Руфус собирается уезжать.

«Спасибо тебе, мой парень из шоу-бизнеса», — говорит Роб.

Примерно дней десять спустя прибывает Лили Аллен — уже в другой лондонской студии.

«Приятно видеть тебя трезвой, — говорит Гай. — Но и пьяной тебя было приятно видеть».

«Я эту песню всегда обожала, — говорит она. — В смысле, может быть, я не очень хорошо ее пою».

«Да уж, вот просто уверен, что споешь ты дерьмово и звучать все будет как говно полное», — говорит Роб.

Они сравнивают татуировки друг у друга. Выясняется, что у обоих есть картинка Кита Харринга, у обоих за ухом — инициалы бабушки.

«Господи, как же мы похожи», — говорит она.

Они пишут дубль. Сразу выясняется, что она знает песню гораздо лучше, чем Роб.

«Прости», — говорит она, поправив его.

«Не проси извинения, когда права, — говорит он. — Не проси прощения за мою лень».

И только сейчас он все-таки упоминает, что ночью видел ее во сне, действительно. «Ты там кому-то что-то объясняла ну настолько красноречиво , — говорит он. — А я думаю: черт, вот ведь красноречие какое».

«Ну, это уж совсем неправда, — говорит она. — Нет у меня этой…»

«Красноречивости?» — предполагает Роб.

«Вся моя исчезла», — говорит она.

«И мое красноречие ушло — с наркотиками, — говорит он. — У меня много и не было для начала. Господи, и так небогатый вокабуляр был, так до хера еще и исчезло, сука. Там как швейцарский сыр теперь. Во сне, помнится, подумал: вот потому-то я и не наставник в „X Factor“, потому что не справлюсь просто».

И тут он принимается ей рассказывать сон, в котором видел Сида Литтла.

«Из дуэта Литтл и Лардж», проясняет он. (Британский комедийный дуэт 60-х, название составлено из двух псевдонимов, дословно переводится как «Маленький и Большой». — Прим. пер. )

«Не знаю ни того, ни другого», — говорит она.

Роб разрывается на части, делая сто дел одновременно — он пишет подпевки для новой песни «Motherfucker», которая очевидно не для свингового альбома, когда врывается Олли Мерс. Роб говорит, что ему только надо доделать «Motherfucker», и, по мере того, как он работает, Олли бэком подпевает оооо-оооо.

«Вот это хорошо, — решает Роб. — Это я вставлю».

Роб напевает эту партию. Три года спустя партия Олли появился на альбоме.

«Хочу, блин, в авторы за это!» — говорит Олли.

Роб спрашивает, а сколько лет Олли. Недавно 29 исполнилось, отвечает тот. «Мне больше нравится, когда у меня нечетный возраст, чем когда четный», — объясняет он.