В Коцаренко - На огненном берегу [Сборник]

— Вы не в курсе, когда останавливается здесь шуга? — спросил я Кривулина.

— Это зависит от того, какая будет осень. Если теплая, то может и весь ноябрь идти…

На реке послышался какой-то всплеск, разговор. Над нами вспыхнула ракета. Мы увидели метрах в пятнадцати от берега, на куске льдины, двух человек с длинными шестами в руках и огромными рюкзаками за плечами.

— Кто там? — окликнул я вполголоса.

— Свои! Свои! — отозвались поспешно люди.

Ракета погасла, стало еще темнее.

Тотчас же над глыбой, под которой мы сидели, оглушительно треснуло, и осколки мин посыпались в воду, зашипели.

— Живы там, на реке? — окликнул я.

— Живы. Где нам лучше выбраться?

— Идите прямо на нас.

Новый взрыв мины поднял куски льда высоко вверх.

«Погибли», — испугался я. Но, к счастью, ошибся. Через несколько минут люди оказались уже рядом с нами. И какова же была моя радость, когда в одном из этих мокрых с ног до головы людей я узнал старшину Гуглю, посланного нами с неделю назад на тот берег сопровождать катер.

— Как же это вы, братцы, попали сюда? — искренне удивился я.

— Очень просто, товарищ комиссар. Изо дня в день мы пытались пробиться катером, но не удалось преодолеть шугу, А я-то знаю, в каком положении находится батальон. И вот нашел еще одного товарища из новичков, изъявившего желание помочь мне доставить сюда хоть немного продуктов и боеприпасов. Как там у нас, все благополучно?..

Он сказал это все так просто, будто только что перешел улицу. А я, видавший виды, был потрясен.

Ведь только подумать — в сплошную темень прыгать по широченной реке со льдины на льдину, не зная, выдержит ли она тебя. А подо льдом — местами до тридцати метров глубины. К тому же пробираться почти под беспрерывным минометным обстрелом.

Поблагодарив героев и показав им, как добраться до батальона, мы с Кривулиным пошли своей дорогой.

— Вот оно и открытое место — «ложбина смерти», — пояснил мой проводник.

На карте это место ничем не отличалось от всей обороны дивизии, но в натуре здесь отсутствовала прибрежная круча. Не было построек. И немцы со всех огневых позиций, которые располагались не далее, чем в восьмидесяти — ста метрах от берега, обстреливали ложбину и днем, и ночью.

Приготовив на всякий случай гранаты, оружие, поползли, прижимаясь к земле. Несколько раз нас обстреливали из пулеметов и минометов. Но все обошлось благополучно. Вскоре мы снова оказались под защитой крутого берега. Сели передохнуть.

В городе протяжно проскрежетал немецкий крупнокалиберный миномет, прозванный гвардейцами «скрипуном». Его снаряд с тяжелым стоном пролетел куда-то на восточный берег. Другой такой разорвался у полуразрушенного дома, стоявшего над самой кручей. Во время взрыва одна стена развалилась в прах, а другая почти целиком полетела под откос и едва не накрыла нас.

Это зрелище напомнило мне картину «Последний день Помпеи» художника Брюллова. Отдышавшись от пыли, я спросил своего спутника, видел ли он когда-нибудь это знаменитое полотно. Оказалось, видел и полностью согласен с моим мнением.

Потом, усмехнувшись, солдат спросил:

— Как вы думаете, товарищ майор, если верить попам, что где-то есть ад, может быть в нем тяжелее, чем нам сейчас в Сталинграде?

Сразу я не нашелся, что ему ответить. А потом шутя заметил: собираетесь из одного ада переселить свою душу в другую?

— Да нет, товарищ майор, не думайте, что я верующий. Просто пришла на ум такая глупая мысль. Я комсомолец, собираюсь вступить в партию.

— Почему же глупая? Вполне обоснованная. Я думаю, что будь с нами рядом сейчас сам папа римский, и он, пожалуй, задал бы стрекача отсюда как можно подальше.

Здесь я вспомнил свою юность и случай, происшедший накануне Октябрьской революции. Тогда я учился в сельской школе. Учился неплохо. Но однажды явился на урок закона божьего неподготовленным, а этот урок, по мнению нашего сельского священника, был самым важным из всех уроков: изучалась родословная святых до рождения Иисуса Христа, что-то вроде «Авраам родил Исаака, Исаак родил Якова» и т. д.

Выслушав трех ребят, батюшка расплылся в елейной улыбке, кого-то похвалил и поднял меня.

Я промямлил себе под нос что-то невнятное и умолк.

— Ты что, не учил урок?

— Грешен, батюшка, не выучил.

— Почему?

— Да вот все думал, как мог родить Исаак Якова, ведь рожают женщины, а он был му…

Не дав досказать, поп хлобыстнул меня линейкой по лицу, потом вцепился в волосы, трепал и приговаривал:

— Да как ты смеешь, антихрист окаянный, богохульствовать?

Затем поп за шиворот выбросил меня за дверь. Но на этом дело не кончилось. Не успел я войти в калитку своего дома, как увидел, что поп стоит во дворе и что-то говорит моему отцу. Я услышал, что он предлагает отслужить в доме молебен и весь двор окрестить святой водой.

Выслушав все это, отец окликнул меня. Я не отозвался, тут же выскочил в окно и только поздно вечером вошел в дом на цыпочках. Однако жесткой кары не миновал.

— А дальше что? — спросил Кривулин.

— А дальше… Я был все время под присмотром попа. Ненавидел его люто и все мечтал отомстить этому извергу в сутане.

— И удалось?

— Да как сказать? В 1924 году по ленинскому набору меня приняли в комсомол, обязали выписывать газеты, журналы. В это время очень популярным был журнал «Безбожник». Я выписал два экземпляра этого журнала: один себе, а один попу. Журналы приходили регулярно, и поп не выбрасывал их до тех пор, пока не распространился по селу слух, что, мол, поп-то наш самый настоящий безбожник: журнал безбожный выписывает. И вот не знаю, по этой ли причине или по какой другой, «святой отец» вскоре покинул село, и больше в нем попы не водились.

При оранжевом, едва мерцавшем свете карманного фонаря я глянул на часы.

— О, браток, почти три часа мы ползем, а конца еще не видно.

— Теперь уже рядом… Идти здесь будет легче, — уверенно сказал солдат.

Действительно, минут через пятнадцать мы добрались до командного пункта полка. Он располагался на берегу, буквально метрах в пяти от кромки волжской воды.

— Сюда, — указал Кривулин на черный проем, видневшийся под невысоким обрывом.

Миновав два крутых зигзага в земле, мы оказались в обшитой досками землянке. Здесь, у входа, обняв автоматы, свернувшись в калачик, на полу спали двое солдат. В дальнем углу писарь выстукивал что-то на машинке. Склонившись над столом, при свете «сталинградки» (так называли сплюснутую артиллерийскую гильзу, приспособленную под коптилку) несколько офицеров рассматривали карту. Среди них я увидел и командира полка подполковника Дмитрия Ивановича Панихина. Он, как всегда, держал в зубах неизменную черную трубку «Мефистофель» и попыхивал ею с особым смаком.