Владимир Набоков - Письма к Вере

Люблю тебя, мое единственное счастье. В.

Париж, авеню де Версаль, 130 —

Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21

Любовь моя, я устал волноваться по поводу твоей поездки в Прагу – будь что будет, пускай решает судьба; но почти так же сильно, как я мечтаю увидеть маленького моего, мечтаю о том, чтобы его увидела мама. Насчет твоих пунктиков: 1) просуществуем, 2) до снятия хижины во всяком случае поживем в пансионе, 3) жара в тех краях значительно мягче, чем, скажем, в Ницце. Насчет A.: «Despair» ему послан; но, кроме того, он сразу получит еще экземпляр, когда выйдет. В Лондон я раньше 25-го числа не попаду. Со Струве полный контакт, письма так и летают. В англ, газетах уже объявлен выход «Деспера». Все утро сегодня диктовал Черныша. Я отказался в последнюю минуту от операции, о которой тебе писал, причем сказал, что, мол, ты просила меня этого не делать, – а то зашел слишком далеко и докторша was rather looking forward to that experiment. Льет дождь, деревья зеленеют на глазах, я люблю тебя. Осталось немножко больше трех недель. Я почти боюсь силы этого счастья. Зензинов находит, по-прежнему, моего Черныша «омерзительным». Может быть, вечером нынче зайду к старику – он, кажется, обижен на меня, и Зека тоже. Завтра завтракаю с Полан и редакторшей «Mesures». Я физически чувствую твою усталость, моя душенька, и бесконечно, невыразимо, каштаново люблю тебя. В.

Париж, авеню де Версаль, 130 —

Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21

Жизнь моя, любовь моя, it is twelve years to-day. И сегодня же вышел «Despair» и «Дар» в «С. З.».

Полная удача с «Outrage». Оно появится в майском номере «Mesures», и наш Виктор уже получил за него тысчонку. Завтрак на вилле Henry Church’a (издателя «Mesures» – это миллионер-американец с чудным фурункулом на загривке, – старый, молчаливый, с литераторствующей женой из немок) был замечательно удачным. Сборный пункт был в книжной лавке Adrienne Monnier, на Odéon, а оттуда поехали на автомобиле к Church ам, за St. Cloud (все зелено, мокро, цветет миндаль, мошки толкутся). Меня очень «фетировали», и я был в ударе. Из писателей был Мишо. Очень я подружился с издательницей Joyce’a, Sylvia Beach, чопорная лесбияночка, через которую многое можно будет сделать в смысле распространения «Despair» и налаживания французского его изданья, ежели «Gallim.» и «Albin Mich.» не marcheront pas. После завтрака было нечто вроде собрания редакции «Mesures», и нас пятнадцать раз снимала фотографша. Был разговор о том, что при помощи каких-то волн можно установить звук растений. Я утверждал, что тополь поет сопрано, а дуб басом, но Полан гораздо остроумнее меня утверждал, что нет, – у дуба, оказывается, такой же голос, как у маргаритки, – «peut être parce qu’il est toujours un peu embarrassé». Завтра завтракаю с ним, Cingria, Сюпервьель и Michaud на Монпарнасе. Душенька моя, я люблю тебя. Рассказ о моем маленьком («для берегов») упоителен. Зензинов все время смеется и всем рассказывает. Your letter to Ильюша is quite nice, my darling one. Паспорт твой будет продлен во Франции, как только приедешь. Мне ужасно больно, что опять провалилась Прага, но я не очень и верил, что это выйдет. В Англию еду на неделю в конце месяца. Завтра в пять буду у Саблиной – налаживать русский вечер там. До 25-го я во всяком случае не уеду – надо дать книжке немножко побродить, так пишут и Будберг, и Струве. Послал Лонгу еще адреса, данные мне Sylvia Beach. Мой «Пушкин» имеет очень симпатичный успех. Я потолстел, загорел, сменил кожу – но чувствую постоянное раздражение, оттого что негде и некогда работать. Сегодня обедаю у Кянд. Старику сейчас буду звонить.

Му love, my love, как давно ты не стояла передо мной в халатике, – Боже мой! – и сколько нового будет в моем маленьком, и сколько рождений (слов, игр, всяких штучек) я пропустил… Написал к Черной вчера. Душка моя, смотри, соберись осмотрительно, чтобы в последнюю минуту не оказалось каких-нибудь задержек. Как забавно – насчет Барделебенши. Умер бедный Ильф – и как-то думаешь о делении сиамских близнецов. Люблю тебя, люблю тебя.

Мои французские акции очень поднялись, Paulhan est tout ce qu’il y a de plus charmant и чем-то напоминает – живостью, быстрым темным взглядом, статью и небритостью – Ильюшу. Кланяйся Анюте, жду от нее письма.

Целую тебя, мое счастие, усталенькая моя… В.

Париж – Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21

Congratulations, my dear love.

Париж, авеню де Версаль, 130 —

Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21

Душенька моя дорогая,

спасибо за журнальчики. Скажи, послать ли тебе номер «Совр. зап.», или это будет лишний груз при путешествии? Напиши мне также определенно насчет tub’a: это вещь совершенно необходимая, bath or no bath. Тут можно купить очень дешево.

У меня был очень приятный завтрак с братьями-писателя-ми – французскими, bien entendu, – у земляков я к себе большой любви не чувствую; было человек пятнадцать – и некоторым для меня сюрпризом оказалось то, что каждый платит за себя, – что влетело в тридцать франков. Супервьель (у которого буду в четверг) стал совсем уже похож на старую лошадь – с очаровательно лошадиной улыбкой, – так и хочется дать ему на ладони большой, в шерстинках кусок сахара. Полана я умолял подействовать на Галлимара, а то я не знаю où j’en suis с «Désespoir». Молодые писатели из «N.R.F.». Сироп комплиментов по поводу все того же «Vraisemblable». Обмен адресов.

Маленький контр-так: М., прочтя мой отрывок (арест Черныша), пришел в ярость, затопал и наотрез отказался печатать. Это мне нынче сообщил Ильюша. Дилемма: отказаться от дальнейшего сотрудничества или дать другое (путешествие Г. Ч., над которым я здесь немножко работал). Склоняюсь, увы, ко второму. Зато Илья мне предложил – ежели Руднев не пожелает главу о Черн, печатать в «Совр. зап.», – поместить оную главу на тех же условиях в новом журнале «Русские записки». Согласился.

С Саблиной столковался о вечере и буду писать сегодня ее мужу. «Despair» уже получен указанными мною лицами, но мне еще не прислали. Сегодня Denis Roch(e) мне читает окончательный перевод «Весны», – молодец, скоро сделал. На днях буду в «Candide» – а то они что-то тянут. Больше всего на свете мне сейчас хочется двух вещей: чтобы ты была (с ним, тепленьким моим) рядом, близко, ту sweet darling, – и чтобы я мог спокойно продолжать мой «Дар» (ни одной опечатки в первой главе – и вообще очень приятно подано). В понедельник буду в английском консульстве. Как ты думаешь, просить ли Bourne разослать экземпляры (мои) «Despair» а (скажем, Томсону, Соломон, Church’y, Harrison и т. д. – человек десять-пятнадцать наберется) или сделать это самому из Лондона? Ответь мне сразу на все эти вопросики, ту precious. Счастье мое, я больше не могу без тебя. Целую тебя, целую тебя – и еще целую.

В.