Николай Борисов - Дмитрий Донской

В итоге все дети Тохтамыша погибли в жестоких усобицах, не оставив заметного следа в истории (138, 267; 110, 471). Дольше всех продержался в ханском седле сын Тохтамыша Сеид-Ахмед. Следуя по стопам отца, ему удалось совершить несколько грабительских походов в русские земли.

Для Дмитрия Московского наступили тяжелые времена. Нашествие Тохтамыша окрасило его жизнь в мрачные тона. В маленьком мире тогдашней Москвы люди жили тесно и патриархально. Многих из тех, кто погиб в огне и под татарскими саблями, князь хорошо знал… Порой они являлись ему во сне, стояли у его изголовья, смотрели на него с немым укором. Его стали мучить кошмары. Случалось, что он видел себя окруженным жарким пламенем и с криком просыпался глубокой ночью…

Он утратил прежнюю самоуверенность и дерзость. В поведении Дмитрия появилась новая черта: временами князь впадал в глубокую задумчивость и словно уходил в какой-то далекий, недоступный окружающим мир. И, может быть, именно тогда он приказал вырезать на одной из своих печатей вместо патронального святого Дмитрия Солунского изображение библейского царя Давида. А вокруг читалась горькая истина: «Всё ся минет» («Всё пройдет») (163, 88).

Однако горе не сломило его твердый и властный характер. Окруженный явными и тайными врагами, Дмитрий продолжал бороться за то, что считал своим предназначением.

Не затих еще плач на пепелищах, а княжеская братия уже принялась думать и гадать, какой будет воля грозного царя Тохтамыша относительно разделения власти в «русском улусе». О будущем Москвы судили разно. Но многие сходились на том, что Дмитрию Московскому не видать больше великого княжения Владимирского. В качестве возможных кандидатов на эту роль одни называли Владимира Серпуховского, другие — Дмитрия Суздальского, третьи — Михаила Тверского. Этот последний, не дожидаясь приглашения, осенью 1382 года отправился вместе со старшим сыном Александром в Орду, чтобы первым поклониться хану и, может быть, получить из его рук заветный ярлык на Владимир (43, 147).

У тверского князя были основания надеяться на ханскую милость. После взятия Москвы Тохтамыш подошел с войском к границам Тверского княжества, где его с поклонами и дарами встретили послы князя Михаила Александровича. Хан благосклонно принял дары и выдал Михаилу ярлык на великое княжение Тверское. Этот ярлык подтверждал главенствующее положение Михаила Александровича в тверском княжеском доме. Впрочем, этот некогда многолюдный «дом» изрядно опустел после разгула чумы. По состоянию на 1382 год в живых оставалось по два-три представителя холмской и дорогобужской ветви. Некогда сильная кашинская ветвь пресеклась в 1382 году с кончиной ее последнего представителя — бездетного Василия Михайловича. Кашинский удел перешел к Михаилу Александровичу Тверскому, который правил им через своих сыновей.

Смиренномудрием — а может быть, и двоедушием — князя Михаила Александровича Тверское княжество было спасено от нашествия Тохтамыша. Однако вопрос о великом княжении Владимирском при этой первой встрече хана и княжеских послов остался открытым. Тохтамыш был достаточно опытным правителем, чтобы не спешить в такого рода делах и дать возможность собраться с мыслями и деньгами всем претендентам на владимирский венец. И вот теперь, проклиная в душе и хана с его восточной хитростью, и Москву с ее непобедимой самоуверенностью, князь Михаил Тверской пробирался по раскисшим осенним проселкам в далекий Сарай.

Московский летописец сообщает о его поездке кратко, но с плохо скрытой насмешкой:

«Тое же осени (1382 года. — Н. Б .) князь великии Михаило Александрович Тферскыи поиде въ Орду съ своим сыном со князем съ Александром, а пошел околицею, не прямицами и не путма» (43, 147).

Это замечание не только язвительно по отношению к тверскому князю, но и весьма многозначительно. Прямой путь из Твери в Орду (вниз по Волге или через Владимир-на-Клязьме) проходил по территории Московского княжества и великого княжества Владимирского. «Объездной маневр» Михаила Тверского свидетельствует о том, что и после нашествия Тохтамыша Дмитрий Московский не только сохранил контроль над этими землями, но имел достаточно сил, чтобы перекрыть торные дороги, которыми мог ехать его главный политический соперник. Тверскому князю пришлось пробираться в Сарай окольными путями — вероятно, через Смоленск и Верховские княжества.

Объезжая московские заставы, Михаил пробирался в Орду с надеждой на то, что на сей раз заветный ярлык на великое княжение Владимирское — а с ним и верховная власть над Владимиром и Новгородом — не ускользнет из его рук, как это уже не раз случалось прежде. Прожив на свете полсотни лет, исполненных борьбой и утратами, князь привык философски относиться к ударам судьбы. В глубине души он не очень-то и хотел взваливать на свои усталые плечи бремя владимирского княжения. Вместе с поблекшими от времени почестями и скорее символической, нежели реальной властью над несколькими областями этот титул сулил много тревог и забот.

Но борьба за ярлык — а вместе с ним и за старшинство в Северо-Восточной Руси — была для тверского князя вопросом родовой чести. Всё многочисленное потомство казненного в Орде святого князя Михаила Ярославича жило надеждой на месть ненавистному дому Ивана Калиты. Все они — живые и мертвые — с надеждой глядели вслед уходившему в осеннее ненастье тверскому посольству. И помня об этом, князь Михаил подгонял нагайкой своего усталого коня…

Пробыв в Сарае почти год, Михаил Тверской осенью 1383 года с пустыми руками вернулся на Русь. Рогожский летописец лаконично сообщает:

«Тое же осени (1383 года. — Н. Б .) князь великии Михаило Александрович выиде из Орды, а сына своего князя Александра во Орде оставил» (43, 149).

(Воскресенская летопись уточняет время возвращения Михаила Тверского на Русь: «Тое же осени, о Николине дни» — то есть около 6 декабря. Очевидно, князь покинул Орду в середине ноября, когда установился зимний путь. Впрочем, Никоновская летопись сообщает, что Михаил приехал из Орды в сентябре 1383 года (39, 49; 42, 84). Разнобой в датах — «хроническая болезнь» русских летописей.)

Суровый лаконизм ранних московских сводов смягчается некоторыми колоритными подробностями, содержащимися в Никоновской летописи. В ее тексте порой трудно понять, где кончается информация источника (до нас не дошедшего) и начинаются морализаторские рассуждения и литературные упражнения самого летописца. И всё же рассказ Никоновской летописи о пребывании Михаила Тверского в Орде в 1383 году выглядит весьма достоверно. Разговор хана и князя (точнее — ответ хана на вопрос князя) словно подслушан за пологом юрты. Тверской князь обратился к Тохтамышу с просьбой, с которой он прежде не раз обращался к Мамаю: выдать ему ярлык на великое княжение Владимирское и сильную «рать» для устрашения Москвы. Но Мамай, торгуя ярлыком на Владимир, не хотел доводить дело до конца и ломать приносившую стабильный доход «московскую» систему управления Северо-Восточной Русью. Даже в случае победы татар на Куликовом поле Мамай, возможно, довольствовался бы опустошительным набегом на Москву, сохранив при этом верховную власть потомков Калиты.