Николай Борисов - Дмитрий Донской

Предсмертное распоряжение князя Семена создавало конфликтную ситуацию. История Руси знала примеры такого рода. В самом начале XIV века последний удельный князь Переяславля-Залесского Иван Дмитриевич завещал удел своему дяде Даниилу Московскому. По традиции выморочные уделы возвращались в состав великого княжества Владимирского. Возмущенный таким решением великий князь Владимирский Андрей Александрович начал тяжбу с Даниилом. Спор продолжали сыновья и преемники обоих князей.

На сей раз возмущенными оказались великий князь Василий Михайлович Тверской и младший брат завещателя князь Еремей Константинович Дорогобужский. Они обратились с жалобой в Москву к митрополиту Алексею, который, в свою очередь, отдал это дело на суд тверскому владыке Василию. Решение владычного суда оказалось неожиданным для жалобщиков и их московских доброхотов. Епископ Василий «оправил», то есть признал правым князя Михаила Александровича.

Недовольные этим решением князья обратились к митрополиту Алексею с жалобой на неправый суд тверского владыки. Митрополит вызвал епископа в Москву и подверг какому-то суровому наказанию — «бышеть» ему «истома и протор велик» (43, 84).

Заручившись решением московского суда и получив для его исполнения московскую рать, Василий Кашинский отправился сводить счеты со своими домашними недругами. Опустошению подверглись даже церковные земли тверского владыки (43, 84).

Этот поход Василия Кашинского сильно напоминал карательные рейды ордынцев. Не сумев с ходу взять Городок, союзники учинили повсюду на своем пути погром и насилие. Особенно свирепствовали москвичи и «волочане» — воины из Волока Ламского, новгородского анклава между московскими и тверскими землями. Для тех и других Тверская земля представляла собой вражескую территорию, где не грех разграбить и церковные волости. Отпустив нагруженных добычей союзников (главной добычей княжеских войн были пленные), Василий Кашинский вернулся в покоренную Тверь. Однако торжество его продолжалось недолго. Слишком велик был градус ненависти, который накопили по отношению к нему жители Твери.

В Москве смотрели на тверскую усобицу со своей колокольни. Юный князь Дмитрий и его советники пришли к выводу, что настал благоприятный момент для фактического овладения Тверским княжеством. На смену ослабевшему и состарившемуся князю Василию Михайловичу должен был прийти его сын Михаил. Как представитель кашинского дома, женатый на дочери Семена Гордого и обязанный своим троном москвичам, он мог стать послушным исполнителем московских предначертаний.

Этот план открывал заманчивую перспективу. Прочный союз Москвы и Твери мог бы стать большим шагом вперед в деле «собирания Руси».

Совершенно другие виды открывала для Москвы победа Михаила Александровича. Это был наследственный враг Москвы. Он имел широкие связи в Литве. В случае его победы над кашинским семейством литовская экспансия на восток обретала тверской плацдарм, позволявший Ольгерду успешно наступать на Новгород и Смоленск. Москва оказывалась окруженной владениями союзников и родственников Ольгерда. Ослабленная внутренними распрями Орда не могла остановить литовское наступление на Северо-Восточную Русь. К тому же горький опыт совместных действий с татарами научил москвичей простой истине: татарская «помощь» приносит больше вреда, чем пользы.

Таким образом, интересы Москвы требовали союза с кашинским князем. Моральная сторона дела, разумеется, не могла никого остановить…

Московские и волоцкие полки ушли восвояси. Василий Кашинский по-хозяйски расположился в Твери. Но тверская усобица на этом далеко не закончилась. Дождавшись ухода москвичей, Михаил Александрович в октябре 1367 года вернулся из Литвы в тверские земли в сопровождении литовской рати. Перед лицом такой угрозы кашинский князь пошел на уступки и уехал из Твери в свой удел.

Желая поскорее закончить усобицу, Михаил Александрович не стоял за мелочами, так как добился главного — всеобщего признания в качестве великого князя Тверского.

В летописи, принадлежавшей некогда патриарху Никону и оттого получившей название Никоновской, после рассказа о тверской усобице 1367 года сохранилась интересная вставка: собственное суждение летописца в связи с заключением всеобщего мира. В нем слышится взволнованный голос современника событий, перед лицом кровавых раздоров с горечью вспоминавшего библейскую легенду о происхождении всех людей от общего «праотца» Адама.

«И радовахуся бояре их и вси велможи их, такоже гости и купцы и вси работнии людие, роды и племяна Адамови. Вси бо сии един род и племя Адамово, цари, и князи, и бояре, и велможи, и гости, и купцы, и ремественицы, и работнии людие, един род и племя Адамово, и забывшеся, друг на друга враждуют и ненавидят и грызут и кусают, отстояще от заповедей Божиих, еже любити искренняго (ближнего. — Н. Б .) яко сам себе» (42, 8).

Словно луч солнца из-за туч, выходит из мрака далеких веков великая истина о единстве рода человеческого, о распространении на всех, а не только на «своих», евангельских заветов добра и милосердия. Как много выиграла бы Русь, прислушавшись к этому одинокому голосу!

Но в лязге мечей никто не услышал философа-моралиста. Недолгий мир сменяла долгая война. Остановить фатальный ход событий было уже невозможно.

В Москве знали, что Ольгерд по зову Михаила Тверского готов бросить все силы на восток. Для защиты от Литвы в Москве спешно строили белокаменную крепость. Одновременно московские войска под началом Владимира Серпуховского осадили и взяли город Ржев на западной границе Тверского княжества, ранее захваченный Ольгердом. Таким образом, прямой путь через Ржев, по которому литовские полки могли прийти в тверские земли на помощь Михаилу Тверскому, был перекрыт.

Михаил Александрович не хотел открыто становиться вассалом Москвы или Литвы. Любая односторонность в этом вопросе означала бы для него подчинение внешней силе. Он предпочитал лавировать и искать собственной пользы в противоречиях сторон. Эта была умная политика. Но рано или поздно она должна была исчерпать себя…

В начале 1368 года князь Еремей Дорогобужский нарушил условия мирного договора и отправился в Москву с жалобой на несправедливое решение вопроса с «Семеновым наследством». Возможно, у него накопились и еще какие-то претензии к Михаилу Александровичу, которые он и вынес на московский суд.

Прежде спорившие князья ездили на суд к тверскому владыке, а владыка — на суд к митрополиту. Теперь тверской епископ был выведен из тяжбы. Рассудить князей должен был великокняжеский и митрополичий суд. Дмитрий Московский в качестве великого князя Владимирского имел право выступать в роли верховного судьи в княжеских спорах. Впрочем, это право носило скорее теоретический, чем практический характер. Из документов той эпохи известно, что любой авторитетный князь мог быть по согласию сторон приглашен третейским судьей при разборе владельческих споров. Здесь играли роль личный авторитет князя, его возраст и дипломатические способности. Едва ли 35-летний Михаил Тверской мог признать в качестве авторитетного судьи по своему делу 17-летнего Дмитрия. Однако и ехать в Москву к митрополиту без приглашения и «охранной грамоты» от Дмитрия Московского тверской князь, конечно, не мог.