Николай Борисов - Дмитрий Донской

Раскопки на Селитренном городище ведутся от случая к случаю — то музеем, то университетом, то академическим институтом. Особых сенсаций здесь пока не случалось. Обычная добыча археолога — фундаменты и нижняя часть жилого дома или мастерской ремесленника. Очаг, тандыр (куполообразная печь для лепешек), горизонтальные дымоходы-каны, перегородки комнат, сосуд для хранения зерна… Событие на раскопках — хорошо сохранившийся горн в мастерской гончара или кирпичника.

Некоторую пикантность археологическим работам придают змеи, в большом количестве живущие на городище и даже в водах Ахтубы.

Селитренное городище не впечатляет, как Помпеи или Эфес. На первый взгляд здесь просто нечего смотреть. Но не будем спешить с выводами. В этих глинистых буграх скрыта тайна времени. Где-то здесь был русский квартал, а где-то там — ханский дворец. На этом постоялом дворе останавливался Александр Невский, а на том — Дмитрий Донской… Здесь был рынок рабов, а там — место казни.

Что же мог чувствовать в этих краях тот, кто вырос среди лесов и полей средней полосы России? Ничего, кроме желания поскорее выбраться отсюда и вернуться в родные края.

Испить чистой родниковой воды, сесть на скамью, а не на землю, отведать привычную трапезу, сходить в парную баню, послушать рожок пастуха и пение птиц в утренней роще…

Степь — другой мир, по-своему прекрасный, но чуждый и враждебный русскому человеку.

Впрочем, Орда могла вызывать у русских людей не только отторжение. Не станем сбрасывать со счета и естественную любознательность, с которой смотрели русские люди на неведомый им Восток… Не забудем и цепкий взгляд разведчика, который должен выведать тайну «поганой» Орды, чтобы в урочный час нанести ей смертельный удар…

Человек познаётся в делах своих, иначе говоря — в том, что он совершает. Но содеянное человеком — лишь «одна сторона луны». Другая сторона — то, чего он не совершает, точнее говоря — не позволяет себе совершить, хотя в принципе и мог бы позволить, исходя из общепринятых в его время и в его кругу норм поведения.

Теперь попробуем применить это глубокомысленное рассуждение к теме нашей книги. Для правильной оценки личности князя Дмитрия Ивановича следует знать, как вели себя и что себе позволяли в борьбе за власть русские князья той эпохи. Только на этом фоне можно будет правильно оценить социальное поведение героя нашей книги.

Исходя из этого, мы считаем полезным представить читателю один из эпизодов биографии главного соперника Дмитрия Московского — князя Михаила Тверского. Этот эпизод — разгром Торжка…

Примирение Дмитрия Московского с Ольгердом и договоренность с Мамаем поставили Михаила Тверского в тяжелое положение. Воевать с Москвой в одиночку он не имел сил. Но и примириться с московским произволом не желал. Поскольку оба они — Дмитрий и Михаил — имели ханский ярлык на великое княжение Владимирское, то возникал и еще один весьма важный вопрос: кого из них признает своим князем Великий Новгород, этот могущественный «банк всея Руси»?

Для новгородцев со времен Юрия Даниловича Московского (1303–1325) дружба с Москвой — при прочих равных — казалась предпочтительнее дружбы с Тверью. Следуя этой традиции, новгородцы отдали предпочтение Дмитрию Московскому. Раздосадованный Михаил Александрович Тверской учинил жестокий погром Торжка — южного форпоста боярской республики.

Эта поражающая своей жесткостью расправа — напомнившая о разгроме Торжка Михаилом Ярославичем Тверским в 1316 году — окончательно поссорила князя Михаила Александровича с Новгородом, предопределила его политическую изоляцию и в конечном счете — крах тверского дела. Но начнем с самого начала…

Город Торжок расположился на высоких, изрезанных оврагами берегах Тверцы. Долина реки не широкая, но благодаря значительной высоте и крутизне склонов — очень живописная. Сама река как-то удивительно соразмерна городу: не мала, но и не велика. Нрав у нее живой и переменчивый. Она то весело пенится на камнях, то, словно задумавшись, медленно перебирает зеленые пряди водорослей.

«Новоторжский кремль, состоявший из двух оборонительных линий Нижнего и Верхнего городищ», неоднократно перестраивался и обновлялся (238, 86). Об этом заботились не только сами новоторжцы, но и власти Великого Новгорода.

Древняя торговая дорога из Великого Новгорода в «Низовскую землю», в Северо-Восточную Русь, проходила через Торжок. Новгородские ладьи из озера Ильмень уходили в реку Мету. В ее верховьях (близ современного города Вышнего Волочка) эти небольшие суда волоком перетаскивали в Тверцу. Для охраны торговых путей от грабителей, а также для сбора пошлин с идущих в Новгород «низовских» купцов новгородцам нужна была пограничная крепость. Так и возник Торжок, или по-старинному — Новый Торг. Жителей Торжка и по сей день называют «новоторжцами».

Пограничное положение Торжка предопределило его особый статус и беспокойную судьбу. Любое нападение на Новгород с юга начиналось осадой Торжка. Он стоял как бдительный часовой на защите южных рубежей боярской республики. По своему значению и численности населения это был второй после столицы город Новгородской боярской республики. В городе были свои боярские и купеческие кланы, своя политическая борьба. Это был «Великий Новгород в миниатюре».

Между Новгородом и Торжком случались размолвки. Понимая свое особое положение в системе новгородского государства, новоторжцы стремились вести самостоятельную политику. Они не хотели жертвовать собственными интересами ради благополучия новгородской верхушки.

Ранняя история Торжка словно написана мечом. Уже первое упоминание в летописях о Торжке связано с войной и погромом. В 1139 году Юрий Долгорукий пришел из Суздаля в Смоленск, чтобы отсюда при помощи новгородцев начать поход на Киев. Но эта затея провалилась. Новгородцы отказались идти с Юрием. Разгневанный князь вынужден был ни с чем вернуться в Суздаль. По дороге он отомстил новгородцам тем, что напал на Торжок. «И разгневася Юрги, идя опять к Суздалю и взя Новый торг» (18, 211).

В каждом столетии Торжок переживал какую-нибудь кровавую драму. Его разоряли татары и тверские князья, Иван Грозный и поляки. И только в XVIII столетии история Торжка приобретает вполне мирный и провинциальный характер. На смену бранным тревогам является мирный золотошвейный промысел. «Манифест о вольности дворянской» (1762 год) принес Торжку новую славу. В окрестностях города по берегам мелких рек расцветают дворянские усадьбы. Их таинственное очарование до сих пор теплится под пеплом забвения.