Р Гэдни - Говорит Альберт Эйнштейн

— Я рядом.

— Заходит солнце. Звезд часы настали.

— Какая прелесть, — произносит она. — Ты сочинил это для озорницы Эльзы?

— Я только вспомнил. А сочинил Гёте. Нам с ним обоим не слишком повезло. Каждый прикован цепями к житейским обязанностям. Я бы с радостью просто прошелся бок о бок с тобой или предался любому другому приятному занятию в твоей компании.

Альберт совершенно запутался.

Через две недели он, отягощенный муками совести, пишет ей из Цюриха: «Итак, я пишу тебе сегодня в последний раз и смиряюсь с неизбежным, и ты должна сделать то же самое. Ты поймешь, что не жестокосердие и не отсутствие чувства заставляет меня так говорить, потому что ты знаешь, что я, как и ты, несу свой крест без надежды. Если когда-нибудь ты окажешься в трудном положении, если тебе просто захочется облегчить душу, вспомни про своего кузена, который готов подставить свое плечо, что бы ни случилось».

Эльза считывает его намек. На самом деле он сам может довериться только ей.

ОТКРЫТКА ОТ ЭЛЬЗЫ

Она посылает ему открытку, надушенную одеколоном, который, конечно, должен напомнить запах ее тела в его постели.

На отдельном листе бумаги она скрупулезно выписывает любовное стихотворение Гёте.

Лето Альберт проводит в цюрихской квартире на Гофштрассе, 116, с видом на озеро и Альпы. Все семейство совершает прогулки на колесном пароходе «Штадт рапперсвиль», построенном на верфях «Эшер-Висс» для судоходной компании «Цюрих-шиффартсгезельшафт». Альберт разглядывает дым, поднимающийся из кургузой трубы, подобно дыму из курительной трубки.

Окончательно не пасть духом помогло известие об избрании в Прусскую академию наук — редкая честь, уступающая только Нобелевской премии. Но главное, Макс Планк и Вальтер Нернст лично прибыли в Цюрих, чтобы переманить Альберта в Берлин. Они, конечно, знают, что Альберт с опаской следит за ситуацией в Германии. Убедить его будет непросто.

Встретив Планка с Нернстом на Центральном вокзале Цюриха, он приглашает их в Политехникум.

Альберт сидит за своим столом, попыхивая трубкой.

Нернст закуривает сигарету и, сгустив свои прусские брови, сообщает:

— Не сочтите меня за хвастуна, — а он таков и есть, — но сам кайзер оказывает мне доверие. Мы оба сходимся во мнении, что экономика страны только выиграет от развития науки и техники. Кайзер с энтузиазмом воспринял идею создания нескольких научно-исследовательских институтов под эгидой «Общества кайзера Вильгельма по развитию науки». Действуя во благо нации, Германия ставит своей целью построение мировой экономической державы.

— Во благо нации… — повторяет Альберт. — Вам не кажется, что это на руку только монарху?

Нернст вздрагивает:

— Я бы не стал утверждать столь категорично.

— Тогда назовите мне имена, — говорит Альберт, — этих светил «Общества кайзера Вильгельма по развития науки».

Тут слово берет высокий, крупный Планк:

— Председателем назначен прусский министр по делам религии, образования и медицины Август Бодо Вильгельм Клеменс Пауль фон Тротт цу Зольц.

— Представляю, сколько места на кафедре будет занимать человек с таким длинным именем.

— Тротт цу Зольц — представитель дворянской фамилии, потомок древнего протестантского рода Гессена и член старинного гессенского рыцарства, чью историю можно проследить с тринадцатого века. В Зольце у них родовое гнездо, но есть еще замок в Имсхаузене. Они имперские бароны.

— Эйнштейнам не требуется родовое гнездо, — говорит Альберт. — Я со всеми общаюсь одинаково.

По лицам гостей пробежала ухмылка.

— Тротт цу Зольц председательствовал во время первого заседания, на котором было восемьдесят три члена с правом голоса, в том числе Густав Крупп фон Болен унд Гальбах, банкир Людвиг Дельбрюк и промышленник Генрих Теодор фон Боттингер. Фриц Габер тоже был. Вы знаете Габера?

— Весьма перспективен, — отвечает Альберт.

— Так и есть. А президента своего общества Адольфа фон Гарнака кайзер Вильгельм Второй удостоил нагрудной цепью. Вы слышали про него?

— Я слышал про его библиотеку в Берлине.

— Вы знаете, что там хранится?

— Фрагмент Кведлинбургской Италы пятого века. Библия Гутенберга. Письма Гёте. Крупнейшая коллекция рукописей Баха и моего любимого Моцарта.

— А еще оригинальная партитура Девятой симфонии Бетховена.

— Знаю-знаю. Но мне больше Моцарт по душе.

— Это просто невероятно! — восклицает Нернст.

— Вы о партитуре Бетховена? — уточняет Альберт.

— И о ней тоже, — продолжает Нернст. — Но главное, в петлице каждого члена общества закреплен знак отличия — медаль с портретом кайзера на желтой шелковой ленте. Кроме того, на церемониях присутствуют члены Сената, облаченные в струящиеся зеленые мантии с алыми воротниками, золотыми пуговицами и медалями.

— Весь цвет, короче говоря, — бормочет Альберт.

— Собственно, первое, что мы хотели вам предложить, — вступает Планк, — это должность профессора-исследователя Берлинского университета, средства на которую выделяет гехаймрат Леопольд Коппель, предприниматель, основавший частный банкирский дом «Коппель и К°», предприятия «Ауэргезельшафт» и «OSRAM», а также благотворительный фонд «Коппель-Штифтунг».

МАКС ПЛАНК, ВАЛЬТЕР НЕРНСТ

— Как это великодушно, — говорит Альберт.

— А второе — это руководство новым Физическим институтом кайзера Вильгельма, открытие которого не за горами. Что вы об этом думаете?

— Я польщен, господа. Благодарю вас.

— Интеллектуальный климат — идеальный, — продолжает Нернст.

— Зарплата достойная, — добавляет Планк.

— Аудиторной нагрузки не будет, — подсказывает Нернст.

— Какие у вас планы на будущее? — интересуется Планк.

— Я никогда не думаю о будущем. Оно наступает слишком быстро. Я посоветуюсь с женой. А потом сообщу вам о своем решении.

Если при таком раскладе Милева останется в Цюрихе, то в Берлине у него будет Эльза. Альберту легко жонглировать принципами. Жонглировать женщинами — нет. Впрочем, он сам заварил эту кашу.