Р Гэдни - Говорит Альберт Эйнштейн

Один из них, с бычьей шеей, скалит желтые зубы:

— Вы не могли бы уделить нам несколько минут?

— Извините, сейчас у меня нет времени, — отвечает фрау Дюкас.

— Вы Элен Дюкас? — спрашивает второй.

— Да, это я. Что вам угодно?

— Вы секретарь и экономка доктора Эйнштейна?

— Все верно. Но доктора Эйнштейна сейчас нет дома. Если хотите, я могу записать вас к нему на прием.

— Дело в том, — говорит первый, — что мы бы хотели поговорить именно с вами.

— Со мной? Интересно о чем? А вы, собственно, кто?

Они синхронно достают свои документы в черных футлярах и предъявляют жетоны специальных агентов Федерального бюро расследований из офиса ФБР в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Специальный агент Джон Руджеро и специальный агент Ян Гжескевич.

— ФБР? — удивляется фрау Дюкас. — А что случилось?

— Ничего особенного, фрау Дюкас, — объясняет желтозубый Руджеро. — Мы просто хотели кое-что прояснить с вашей помощью.

— Ладно. Только недолго. Давайте зайдем внутрь.

— Где мы можем переговорить с глазу на глаз? — спрашивает Гжескевич.

Она отводит их в кабинет Альберта.

Гжескевич поворачивается спиной к фрау Дюкас и своему напарнику. Засунув руку во внутренний карман пиджака, он включает диктофон «Протона минифон». Микрофон встроен в его наручные часы. Руджеро вынимает блокнот и шариковую ручку. Начинает задавать вопросы:

— Вы работаете на доктора Эйнштейна с двадцать восьмого года?

— Да.

— Секретарем и экономкой?

— Да. Раньше эти обязанности выполняла жена доктора Эйнштейна, и она же, конечно, готовила.

— Эльза. Еще в Берлине?

— Да, Эльза, — отвечает фрау Дюкас. — Но это было почти двадцать пять лет назад. В Берлине. А сейчас доктору Эйнштейну семьдесят пять. Он слаб. У него плохое сердце. Впрочем, джентльмены, мне нужно закончить свои дела.

— Как и нам, мэм, — усмехается Руджеро. Достает пачку «Кэмел». — Сигарету?

— Нет, — отвечает фрау Дюкас.

Руджеро закуривает.

— Мы должны спросить у вас, говорит ли вам о чем-нибудь имя Георгий Михайлович Димитров. Что вы можете о нем сказать?

— О Димитрове? Его вместе с другими коммунистами обвиняли в поджоге Рейхстага. Но потом оправдали.

Руджеро начинает читать, глядя в свой блокнот.

— Димитров перебрался в Москву и, будучи генеральным секретарем исполкома Коминтерна, поощрял формирование движений народного фронта против нацистов, за исключением того периода, когда Сталин сотрудничал с Адольфом Гитлером. В сорок четвертом году он руководил сопротивлением болгарскому правительству, поддержавшему страны «оси», а в сорок пятом вернулся в Болгарию, где был немедленно назначен председателем «Отечественного фронта», подконтрольного коммунистам. Сконцентрировав в своих руках единоличный контроль над политической ситуацией, он объединил коммунистические силы, что в сорок шестом году привело к образованию Народной Республики Болгария. Он звонил доктору Эйнштейну в Берлин.

— Этого я не помню. В любом случае, доктор Эйнштейн редко пользовался телефоном, предпочитая решать свои дела по почте.

— У вас есть копии его писем?

— Под рукой нет.

— Вы интересуетесь политикой, фрау Дюкас?

— Только в том смысле, что я была против Гитлера в Германии. Все мои друзья — евреи. Поэтому в первую очередь меня беспокоил еврейский вопрос. Вообще, все, что мне небезразлично в жизни, — это еврейский вопрос и доктор Эйнштейн. Вы полагаете, доктор Эйнштейн симпатизирует коммунистам?

— А вы считаете, что для этого есть основания? — заискивающе спрашивает Руджеро.

— Нет, не считаю.

— Но согласитесь, фрау Дюкас, что по прошествии многих лет память может вам изменять?

— Вы о чем?

— Имена, даты, места, — объясняет Руджеро. — Которые связаны с жизнью доктора Эйнштейна в Берлине с двадцать восьмого по тридцать третий год. Мы располагаем информацией, что прежняя секретарша доктора Эйнштейна — либо Эльза, либо его старшая падчерица — поддерживала контакты с советскими агентами.

— Его падчерица работала секретарем до двадцать шестого года, пока не вышла замуж. В любом случае, она уже умерла. И Эльза тоже.

— Вы помните квартиру доктора Эйнштейна?

— Разумеется.

— Ведь в ней было два входа. Парадная лестница выходила на Габерландштрассе. А черный ход?

— На Ашаффенбургерштрассе.

— То, что нужно, чтобы агенты приходили и уходили, не привлекая внимания?

— Вам виднее. Я об этом никогда не задумывалась.

— А вот я задумался, — говорит Руджеро. — Из-за ухудшения здоровья доктора Эйнштейна в марте двадцать восьмого года ему пришлось нанять нового секретаря. Эльза Эйнштейн переговорила с вашей сестрой Розой из Еврейской организации помощи сиротам. Роза порекомендовала вас. И в пятницу тринадцатого апреля двадцать восьмого года вы пошли на собеседование в дом номер пять по Габерландштрассе.

— Да. Но я, вообще-то, хотела отказаться от этой работы.

— Почему?

— Я же ничего не понимаю в физике.

— Но вы поддерживали связь с коммунистами?

— Конечно нет.

— А вот ваш зять Зигмунд был коммунистом, и его племянник Альберт Волленбергер тоже. И когда доктор Эйнштейн переехал в США, Волленбергер оказывал ему финансовую помощь. Я уж не говорю о том, что доктор Эйнштейн поддерживал многочисленные коммунистические организации, о чем было известно и в самой Германии, и за ее пределами. Он был попечителем фонда помощи детским домам «Красная помощь», членом Общества друзей новой России, Международного комитета помощи рабочим и Всемирного комитета против империалистической войны.

— Возможно. Всего не упомнишь.

— Значит, вы утверждаете, что доктор Эйнштейн никогда не был коммунистом?

— Безусловно, не был.

— И антикоммунистом тоже?

— Точно не знаю.

— А вы?

— Я — как и он.

— Вы не антикоммунисты?

Фрау Дюкас молчит.

Руджеро поворачивается к записывающему Гжескевичу:

— У тебя есть какие-нибудь вопросы?

— Нет, — отвечает Гжескевич.

— Хорошо, фрау Дюкас, — говорит Руджеро. — Благодарю за сотрудничество. Было очень любезно с вашей стороны.

— Всегда пожалуйста.

— Могу я взять с вас честное слово, что эта беседа останется между нами?

— А если нет?

— Тогда нам придется арестовать вас на основании закона «О шпионаже». Стоит ли говорить, как это навредит репутации доктора Эйнштейна. Вы же не хотите повторить судьбу Розенбергов?

Фрау Дюкас из последних сил сдерживается, чтобы не сорваться.

— Неужели вы забыли? Неужели вы забыли, что Сартр назвал этот процесс юридическим линчеванием, вымазавшим кровью целую страну?

— И доктор Эйнштейн был против, верно, фрау Дюкас? И Бертольт Брехт, и Дэшил Хаммет, и Фрида Кало.