Виктор Казначеев - На переломе [Политические раздумья]

Не ведали они, сколь беспощадным может быть столь приятный хозяин-барин. Помню, в день 60-летия Ф.Д. Кулакову присвоили звание Героя Социалистического Труда, но рекомендовали отметить торжество скромно. Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной вылетели в Москву поздравить Фёдора Давыдовича, а их на дачу не допустили. Позвонили супруги заместителю Кулакова Н.П. Руденко, которого Горбачёв назвал близким другом, но «добро» попасть на вечер не получили. И вернулись они домой «несолоно хлебавши». Как только Горбачёв стал генсеком, он тут же выдворил Руденко из ЦК КПСС и направил советником по сельскому хозяйству в Болгарию. Отомстил он и другим, кто вольно или невольно задевал его честолюбие.

Так как меня он знал давно, то бывал порой довольно откровенным. Как-то после приезда из Москвы зашёл к нему секретарь крайкома по идеологии И.К. Лихота. Обнялись, поцеловались. Увидев моё удивление, ведь за глаза они говорили друг о друге нелестные слова, Михаил Сергеевич объяснил: «Своих врагов надо душить в собственных объятиях», переиначив известные слова: «Если ты не можешь победить врага, преврати его в друга».

Как-то Горбачёв убеждённо сказал мне: «Больше всего я не люблю подхалимов и дураков». Однако, заняв кресло первого секретаря крайкома, начал осторожно, но неуклонно менять кадры. Я наивно спрашиваю: «Зачем выгоняешь хороших работников, расставляешь плохих, далёких от партийных дел, к тому же больших угодников?» Он отвечает: «Чем ночь темней, тем ярче звёзды». Я понял: среди дураков ему легче быть «звездой». И ради этого он уже переступил свои «убеждения». Кстати, он и прежде легко их менял. Будучи ещё в крайкоме комсомола, он поначалу действительно старался. Потом стал принимать от секретарей райкомов дутые простыни отчётов, запустил работу с молодёжью.

По приёму в комсомол край попал в отстающие. И как же вышел Горбачёв из положения? Очень просто - без всякой подготовки стали принимать в комсомол оптом, по двести человек, целыми бригадами, классами. Край из отстающих вышел в ведущие по числу комсомольцев. Кроме того, как первый секретарь крайкома комсомола, он получил право бывать на партсобраниях в райкомах партии, сблизился с партработниками.

Однажды он был приглашён в гости к Кулаковым. Обычно сдержанный, на этот раз так выплясывал перед Евдокией Фёдоровной Кулаковой, что это заметили партийные вожди и чаще стали приглашать его на праздники партийной элиты.

Нельзя не отметить и то, что Горбачёв всегда был непревзойдённым мастером интриги. Используя её в политике, он сталкивал руководителей крайкома, горкомов и райкомов, секретарей парткомов, хозяйственных работников. Как-то мы были в Москве и вечером прогуливались по Красной площади. Шёл разговор о разном, в том числе и о взаимоотношениях партийных работников. Вдруг он остановился и в пылу откровенности выпалил: «Интрига - великое дело в политике!» И этим пользовался постоянно. «Разделяй и властвуй» - любимый его афоризм, при помощи которого он добивался намеченного. Случалось, приезжал в Пятигорск к концу дня и отправлялся в Бекешевку к секретарю райкома, куда приглашал многих партработников, в том числе и меня. После нескольких стаканчиков водки у всех развязывались языки. Горбачёв внимательно слушал пьяные речи, стараясь понять, кто чего стоит в глазах низового партийного звена. Как говорится, «мотал на ус», чтобы при случае использовать тот или иной аргумент в свою пользу.

Только со временем я заметил в его характере две особенности. Первая - любовь к грубой лести. Наверное, большинство руководителей во все времена любили лесть, хотя и старались скрыть этот порок от людских глаз. Но Горбачёв предпочитал прямую, неприкрытую, преувеличенную лесть в свой адрес. Его привлекало не содержание хвалебных слов, а явное унижение человека, вынужденного так прямолинейно извиваться перед ним. Другая особенность - неистребимая склонность к выслушиванию доносов. Горбачёву хотелось знать об интересующем его человеке буквально всё, даже очень личное, интимное, спрятанное. Человек, во всех смыслах порядочный, активно работающий, может в один момент потерять в глазах Горбачёва свою репутацию. Стоит только кому-то из окружения Михаила Сергеевича подбросить одну-две нелестные фразы, сказанные в адрес такого человека, к тому же, если они ещё и задевали в какой-то мере самолюбие Горбачёва, то это переворачивало всё его представление о нём. Всё, что было им сделано ранее, даже лично для Горбачёва, теряло в глазах Михаила Сергеевича всякую цену и значение. Я неоднократно был свидетелем, когда Горбачёву доносили. Он сразу же снимал очки, бросал все дела, выходил из-за стола и выслушивал доносчика самым внимательным образом. Затем обязательно звонил домой Раисе Максимовне и пересказывал услышанное.

В речах же Горбачёв громил лесть, угодничество, подхалимство, мол, зачем это. А в жизни благоволил угодникам, подхалимам. Патологическая жадность, выдаваемая за рационализм, стремление быть богаче всех, одетым лучше всех, иметь шикарные дома, «самые-самые» автомашины, да и многое-многое другое сопровождают его всю жизнь.

Наедине со мной он зло смаковал даже мелкие недостатки других, при этом им владела беспредельная зависть. Безмерно раздражали руководители края, которые пользовались уважением и любовью окружающих. О великолепном артистизме, наигранности, умении производить впечатление, казаться человеком энергичным, деятельным, самостоятельным и совершенно искренним хорошо знали его сослуживцы. Народ же не подозревал об этом и принимал выступления Горбачёва за чистую монету.

Разработкой краевой программы развития народного хозяйства в общем руководил он сам. А конкретная работа почти всегда возлагалась на других людей. Он собирал заместителей председателя крайисполкома, заведующих отделами, которые готовили для него «болванку» доклада, и заявлял, что они слишком ничтожны, чтобы подготовить нужный текст. Затем вызывал доверенных помощников и отдавал распоряжения заново написать доклад. Те в течение недели никого не принимали, что-то меняли в стиле, цифрах, использовали дополнительные справки, переставляли абзацы... И так перед каждым пленумом, активом... Это называлось глубоким изучением проблемы.

На начальном этапе деятельности Михаил Сергеевич казался независимым и даже смелым в суждениях. Но очень скоро мы убедились, что его самостоятельность показная. Перед вышестоящими партийцами становился как воск, а с теми, кто не мог его поставить на место, был грубым, бесцеремонным. Особенно проявлял бестактность в отношении старших по возрасту. Когда же стал первым человеком в крае, повёл себя как полновластный князь. Ему всегда хотелось во всём быть первым. Именно у него в крае появились первая «Нива», новая «Волга», «Чайка».