Александр Покрышкин - На истребителе

Мы сделали ещё несколько атак, попрежнему закладывая глубокие виражи внутри круга вражеских самолётов. На мою долю здесь пришлось ещё два немца.

Наши части вышли на Вислу, завязали бои на том берегу реки. Стояла горячая пора. По утрам, перелетев на «По-2» через Вислу, я приземлялся на опушке, близ переднего края. Маскировал самолёт соломой и направлялся на станцию наведения. Здесь уже находились представители штурмовой и бомбардировочной авиации. С помощью радио мы могли руководить с земли воздушным боем, наводить наши самолёты на вражеские объекты. Бывать на станции наведения полезно — иногда детали боя, неуловимые в воздухе, более заметны с земли.

С наблюдательного пункта, устроенного на холме, хорошо виден передний край. Вот невдалеке зарылись в землю артиллеристы. Короткие языки огня вырываются из жерл пушек. Земля глухо вздрагивает. Чёрное облако дыма виснет над траншеями немцев. Задача заключается в том, чтобы огнём с воздуха проутюжить немецкий передний край, содействуя наступающей пехоте. «Ильюшины» делают заход над вражескими траншеями. Стоящий рядом со мной наводчик штурмовиков ласково говорит им по радио:

— Ниже, соколики, ниже…

И штурмовики на бреющем, почти сливаясь с рожью, пригвождают фашистов к земле.

Их работа вызывает одобрение пехотных командиров.

Но вот в небе появляется группа немецких самолётов «фокке-вульф».

Вызываем четвёрку истребителей.

Она уже в воздухе с другим боевым заданием, но мы перенацеливаем её. Четвёрку ведёт Трофимов.

Он первым ударил по врагу. Ведущий «фокке-вульф» потерял скорость, но ещё держится.

По радио приказываю Трофимову:

— Подойди поближе, расстреляй его…

Трофимов выполняет приказ. Два оставшихся немца пытаются улизнуть, но Трофимов не даёт им уйти живыми. Я ловлю себя на том, что руками повторяю движения истребителей. Схватка быстро кончается. Небо снова чистое: штурмовики могут продолжать своё дело.

…Августовской ночью, в канун традиционного праздника сталинской авиации, я сидел в халупе польского крестьянина и вместе с начальником штаба полковником Абрамовичем, отличным боевым товарищем и командиром, планировал предстоящий боевой день. Вдруг на улице послышался какой-то шум. И тотчас же, быстро распахнув дверь, вошёл, вернее вбежал, запыхавшийся радист. Он был возбуждён, глаза радостно блестели. От волнения проглатывая слова, он пробормотал что-то, похожее на: «Разрешите, товарищ гвардии полковник», и протянул мне голубоватый листок служебной радиограммы.

Это был принятый им по радио текст указа о награждении лётчика Александра Покрышкина третьей медалью «Золотая Звезда». Ворвавшиеся вслед за тем лётчики горячо обнимали меня, поздравляли с наградой, со званием трижды Героя Советского Союза. Я был взволнован до глубины души и дал себе клятву, что и впредь буду, не щадя ни сил, ни самой жизни, служить нашей социалистической Родине.

В августе и сентябре сорок четвёртого года я получил много писем из родной Сибири. Они шли долго: от Оби до Вислы большой путь! Лётчики шутливо говорили:

— Полковник, ваши сибиряки загрузили полевую почту…

Земляки поздравляли меня с присвоением звания трижды Героя Советского Союза, желали успехов и окончательной победы над врагом. Один из друзей детства писал:

«Саша, ты ли это тот самый Покрышкин, который жил за Каменкой в Новосибирске и сидел со мною на одной парте в третьем ряду у окна? Инициалы как будто совпадают…»

«Саша! Помнишь, мы прозвали тебя „инженером“, — ты изобрел разрывную пулю. Наш учитель, старый мастер-лекальщик, говорил, что у тебя точный глаз и сильная рука… А „Сибкомбайнстрой“ помнишь?..»

Я всё помнил. Я читал эти письма, и передо мной вставала Сибирь, всплывали лица сверстников, улица и дом, где я родился, моя школа, завод. Очень захотелось хоть на денёк примчаться на родину, обнять мать, жену, братьев, встретиться с друзьями…

Вскоре эта возможность представилась.

Положение на нашем участке фронта стабилизировалось, и группа лётчиков нашей части погрузилась в транспортный самолёт. Мы летели в Москву, где нам должны были вручить боевые награды. Москва! Сколько в этом слове дорогого, близкого для каждого советского человека! Получив в Кремле награды, мы зашагали по улицам и площадям Москвы, смешиваясь с народом.

На следующий день на Центральном московском аэродроме состоялась передача представителям нашей части истребителей нового типа, построенных на средства трудящихся моего родного города Новосибирска. Мы обошли строй красивых, ещё пахнущих краской самолётов. На каждой машине надпись: «А. И. Покрышкину от новосибирцев». Тут же заводские лётчики-испытатели на низкой высоте продемонстрировали отличные лётные качества этих самолётов.

От Москвы до Новосибирска много лётных часов. К вечеру наш самолёт приземлился на одном из уральских аэродромов. Речкалова и меня встречала делегация трудящихся. В расчёт полёта не входила длительная остановка. Но что было делать? Как можно было отказаться от вполне справедливой просьбы остаться на ночь и побывать на одном из крупнейших танковых заводов страны?

— Остаёмся. Старт на рассвете!..

Через час мы вошли во двор гигантского танкового завода. Один из инженеров, высокий мужчина атлетического сложения, с большими чёрными усами на обветренном, загорелом лице, сопровождал нас, давая пояснения о производственном процессе. Не спеша мы проходили мимо огромных корпусов, залитых ярким электрическим светом.

— Вот теперь действительно чувствуется, как далеко мы от фронта, — заметил Речкалов, прикрывая ладонью глаза, — совсем отвыкли от такого блеска.

Инженер подвёл нас к огромному прессу. Удар этого пресса равен десяти тысячам тонн. Мы сразу же обратили внимание на то, что возле этой громады, обрабатывавшей колоссальный кусок металла, очень мало людей. Пресс обслуживался бригадой, состоящей всего из пяти человек.

— Механизация, — объяснил инженер, — мы много занимались этим вопросом и, как видите, добились определённых успехов.

В другом корпусе возле токарного станка длиной около сорока метров стоял пожилой человек — мастер Иван Турунцев, один из ветеранов завода.

— Как работается, товарищ мастер?

— До конца смены больше двух часов, а мы уже выполнили сто двадцать процентов сменного задания…

Чуть усмехаясь в рыжеватые прокуренные усы, он показал нам работу мощного станка, провёл к складу готовой продукции. Я ведь в своё время был металлистом, и мне было ясно, что бракеровщикам тут делать нечего. Детали были выточены строго по заказу. Каждая из них удивляла чёткостью отделки.