Капитолина Новоселова - Звезда Альтаир

Друзья обнялись и вошли в прохладный вестибюль. Эгам-ходжа присел на стул и стал терпеливо ждать, когда Вяткин освободится.

— Ох, — говорил Эгам-ходжа, — каждый день приходит почтальон и приносит фунт или полфунта писем. Каждый день приходит рассыльный из Областного Правления и тоже приносит два фунта бумаг. Как жили люди, когда не было на свете Самаркандского музея?! — даже непонятно.

Эгам-ходжа, так долго не видавший Василия Лаврентьевича, едва почувствовав, что тот отложил последнее письмо, немедленно объявил:

— Нам следует, Василь-ака, пойти к мавзолею Ходжа-Абди Дарун.

— Что там такое случилось? Непременно сегодня надо?

— Уже давно надо. Понимаете, рядом с мавзолеем казия Ходжа-Абди находится постройка, известная под именем Ишрат-хона, то есть Дом увеселений. Так вот, рядом с этим зданием, прямо впритык к нему, стоит дом некоего жителя гузара муллы Маруфа. Вам известно это имя?

Вяткин крякнул.

— К сожалению, очень знакомо! Это тот самый негодяй, который выламывает из Ишрат-хоны изразцы и продает их туристам в качестве сувениров? Нашими изразцами он уже укомплектовал не один десяток частных коллекций.

— Ох, это правда. Он сделал себе из воровства работу, которая дает ему хлеб и молоко.

— Пусть приходит ко мне! Я дам ему работу, которая не будет позорной. Но сейчас… я с ним никаких дел иметь не хочу.

Они двинулись по дороге к Ишрат-хоне. Глинистые обрывы были влажными от только что выпавшего дождя, в воздухе стоял запах зелени, и над Сиабом тонкой пеленою стоял сизоватый туман. Пахло мокрой землей, из садов веяло первыми розами, райхоном. На горизонте грозовые тучи застилали снежные Агалыкские горы.

— На Востоке говорят: зачем стоять, когда можно разговаривать сидя? — И Эгам-ходжа присел на корточки, подобрав халат. — Чтобы узнать историю здания Ишрат-хоны, нужен нам документ или нет? Чтобы заполучить его, можно взойти на крутую гору или нет? Можно переплыть реку или нет? Подумайте, мы идем не на базм к мулле Маруфу, а по большому и нужному делу. Стоит ли горячиться? Какой человек мулла Маруф, я тоже хорошо знаю.

Эгам-ходжа поднялся, и друзья зашагали дальше. Идти было легко и приятно, дорога петляла по узким улицам пригорода, около знаменитых Ворот Тимура Фируза. На плоских глиняных крышах обильно цвели маки и костры красных цветов спадали с мокрых дувалов, алые ручьи лепестков стекали к обочинам дороги, застревая в зеленой мураве.

— А вы, Эгам-ходжа, не видали эту бумагу?

— Я читаю современное письмо, старинные надписи — не моя профессия. Вот если бы на моем месте был Абу-Саид Магзум, он бы прочел. Прочтете и вы.

— А мулла Маруф ничего не говорил вам о содержании документа?

— Он и сам-то его не видел. Письмо это не у него. Оно у одного жителя гузара Ходжи-Ахрара, Таджиддина Ходжи-Хакима. По роду деятельности этот табиб ходжинского происхождения — хирург. Он взял документ в уплату за лечение. Теперь ищет покупателя.

— В народе говорят, — раздумывал Вяткин, — что Ишрат-хона значит Дом увеселений, а постройку связывают с именем Тимура.

— Рассказывают, — оживился Эгам-ходжа, — что однажды Тимур прогуливался в районе кладбища Ходжа-Абди Дарун и в этом месте, в цветущем персиковом саду, увидел несказанной красоты женщину. Он спрыгнул с коня, спешился перед красавицей, склонился ниц и поцеловал красавице ножку. А потом посватался, взял ее в жены, а на месте счастливой встречи построил Дом увеселений и проводил в нем время со своей женой.

— Красивая легенда.

— Есть еще один рассказ. Говорят, что любимая жена Амира Тимура построила для своей усыпальницы это здание, чтобы оно служило ей местом упокоения. Возвели золоченый пештак и высокий купол, стены мавзолея расписали узорами кундаль, звезды вставили в звезды узором «мадохиль». И когда все было готово, пригласили Амира Тимура посмотреть постройку. Этот знаток прекрасного пришел в восторг, в восхищении расцеловал строительницу так крепко, что она, чтобы увековечить поцелуй, превратила усыпальницу в Дом увеселений. А мавзолей построила для себя в другом месте.

— Есть и третье предание, — сказал Василий Лаврентьевич.

— Третьего я не знаю. Знаю только два эти.

— Говорят, как-то раз Тимурленг и его багадуры и эмиры, сбросив доспехи войны и накинув легкие одежды веселья, уединились в этом здании и предались всем радостям жизни. А чтобы в приятном их занятии им никто не мешал, они поставили у входа стражу и велели никого в Дом увеселений не впускать.

Когда шел веселый пир, внук Амира Тимура, Мирза Улугбек, по своему обыкновению, углубился в звездную науку и следил за движением светил, сочетая законы их расположения с судьбами людей, земли и всего подлунного мира. Юноша долго работал, гадая по звездам, и составлял гороскопы счастья и беды. И он увидел, что его деду, Амиру Тимуру, в Доме увеселений грозит смертельная опасность, рука судьбы уже занесла меч, чтобы перерубить нить его победоносного земного бытия.

Мирза Улугбек вскочил на коня и поскакал к Ишрат-хоне. Но как ему проникнуть к пирующим? Как повидать деда? Надежная стража крепко прикрыла двери, и даже малая мошка не может проникнуть сквозь их щели. Тогда Улугбек выхватил меч и, разогнав коня, растолкал слуг, влетел под купол к пирующим, схватил своего деда за руку и, ничего не объясняя, так как роковое мгновение приближалось, потащил к выходу. За ним хлынула толпа ничего не понимающих гостей и оправдывающихся слуг.

Едва Мирза Улугбек и Тимур выбежали из-под арки входа, раздался гул, земля сотряслась, и расписной купол, под которым пировали эмиры и багадуры, рухнул, расколовшись на четыре части, засыпал обломками высокий трон, на котором за несколько минут до этого возлежал Тимурленг. Все пали ниц и возблагодарили бога за избавление. Здание же Ишрат-хона никогда не восстанавливали, ибо увидели в происшедшем знак от всевышнего, а записанное в книге предопределений непреоборимо для человека.

— Аминь. Красиво рассказали, — восхитился Эгам-ходжа.

— Как видите, все три рассказа связывают здание с Домом увеселений, Домом удовольствий, да и названия улиц, ворот, мечетей свидетельствуют о том, что мы раскрываем происхождение одного из «садов» Амира Тимура, многочисленных «садов», украшенных не только тенистыми аллеями, прозрачными ручьями и райскими цветниками, но и величественными дворцами, павильонами, беседками. Все это нам предстоит искать и найти.

— Если купим документ, нам все станет известно. Вот и пришли. Вы посидите тут под айваном, а я пойду за муллой Маруфом.

Василий Лаврентьевич присел у хауза во дворе мечети Ходжа-Абди Дарун. Здесь было темновато и прохладно. Листья тополей серебром отражались в илистом дне черного хауза, пузырьки газа неслись со дна, словно жемчужинки, нанизанные на нить. С шумом лопались они на поверхности воды. Но зеркало хауза оставалось чистым и невозмутимым. Не было в хаузе этом ни рыбки, ни лягушки, ни паука: над черной его водою все живое мгновенно гибло, все бежало от страшного места, мертвого места.