Капитолина Новоселова - Звезда Альтаир

Василий Лаврентьевич встретил их в совсем неприличном виде: босой, штаны порваны, на голое тело надета знаменитая меховушка.

Гости обняли Вяткина, он обрадовался их приезду от всей души, и только тут заметил, что вместе с ними приехала женщина. Миловидная молодая дама в легкой белой шляпе, с белым кружевным зонтиком до этой поры Вяткину не встречалась.

— Екатерина Николаевна, позвольте вам представить Василия Лаврентьевича Вяткина. Доктор Штейн, — дама протянула удивительно узкую руку в белоснежной высокой перчатке.

— Извините. — Василий Лаврентьевич указал на свои заскорузлые, перепачканные в глине ладони. Все засмеялись, а Вяткин, забыв о своих рваных штанах, повернулся к обществу и широким жестом пригласил: — Прошу!

Инженер Петровский схватил свой бухарский халат и быстро набросил на Василия Лаврентьевича. Кастальский говорил:

— Если бы тут был родник, просочившийся из траншеи, он бы давно проступил на стене или полу, дал бы о себе знать. Мы бы его отвели в сторону, и все дело. Но родника нет. Стало быть, это — просто грунтовые воды или сырость, проникшая сверху. Видите, даже и на вашем рисунке в этом месте холма имеется впадина. Верхние ярусы земли просыхали, а в глубине оставалась влага. Что же касается кирпича, то, — позвольте, — а, цемент, известь… так… Сушить!. Просохнет — никакими молотками вы этот кирпич не разобьете. Сушить! Сушить!

— И беречь от дождей, — добавил Петровский. — На ночь даже хорошо бы закрывать палаткой, что ли. Да, памятник настолько редкий, что открытие будет, пожалуй, почище дворцов Тимура и христианского доарабского городища или пещерных молелен дервишеских орденов. Оно потянет на мировую категорию. И мы от всей души вас, Василий Лаврентьевич, поздравляем. У каждого из нас есть свои оссуарии. А у вас целая обсерватория.

— Спасибо, спасибо! Вы меня успокоили насчет ступеней. А я уж было совсем голову потерял.

— Просохнут, вот увидите.

— Василий Лаврентьевич, я уже говорил вам, что мы с Борисом Николаевичем всегда рады вам помочь.

— Но вы и так мне все время помогаете, Николай Петрович.

— У меня есть аппарат, и я мог бы регулярно фотографировать раскопки. Понимаете, еду на реку — снял, еду обратно — еще раз снял, это уже два снимка в день. Мне это нетрудно.

— Ах, это было бы великолепно!

— Да. А я мог бы помочь по части астрономических замеров. Нас обучали геодезии и астросъемке на местности. Так что к вашим услугам. Мне, например, кажется, что было бы неплохо определить астрономическую широту места Тали-Расад. Теодолит у нас есть, — предложил Кастальский.

— Очень меня обяжете, Борис Николаевич!

— Я тоже к вашим услугам, — пошутила доктор Штейн, — но, надеюсь, мое вмешательство никому из археологов не понадобится.

Вяткин только сейчас заметил, как красива и обаятельна эта черноволосая и голубоглазая девушка.

Раскопки уводили все глубже и глубже, а снизу все ползла размокшая кирпичная лестница с мраморными барьерами посредине, прорубленная в черной скале. Куда вела она и что там было, в подземелье? Что охраняли свирепые джинны? Может, это — золотая дверца в мусульманский рай? А если без шуток? Быть может, лестница как раз и ведет к главному пункту обсерватории? Словом, копать и копать. Сколько хватит сил, средств и интереса у друзей.

Выступил каменный пол траншеи и южная ее стена. Лестница кончилась, не доходя до стены. Боковые ступени в 17 аршинах от нее, а средние — в 13 аршинах. Ступени просохли и, действительно, перестали крошиться. Вяткин босиком, осторожно ступая, прошел по ней, промеряя высоту и кривизну барьеров.

Перенеся все это на схему, Василий Лаврентьевич увидел некий инструмент, сильно заглубленный в землю. Инструмент состоял из мраморной дуги с нанесенными на ней делениями. Дуга лежала на кирпичном основании. Инструмент обслуживался тремя лестницами — двумя боковыми и одной, что шла по центру. Следовательно, главный интерес представляла дуга с мраморными плитами.

Плиты разной длины, но каждая представляет собой часть поверхности, расположенной по дуге, прочерченной одним радиусом. Мраморные доски, покрывавшие западный барьер, чуть шире плиток восточного. По всей длине облицовки проложены желобки, к желобкам идут под прямым углом неглубокие поперечные линии с просверленными рядом отверстиями. В двух таких отверстиях нашли по толстому медному гвоздю. На равном друг от друга расстоянии между поперечными желобками на мраморе вырезаны кружки и в них — числа; в верхнем — 57, в нижнем — 80. После 80 доски таких знаков не имели.

Василий Лаврентьевич подсчитал, что если продолжить линию мраморных кружков и чисел вверх, то на уровне цементного пола пришелся бы кружок с числом 45. Таким образом, откопанная часть инструмента оказалась бы разделенной на 45 частей или 1/8 часть окружности, что деления на дуге равны 1/360 части этой окружности. Абу-Саид прав! Нет сомнения, что деления на мраморе — это градусы.

Очевидно, медные гвозди закрепляли лежащие в желобках медные полосы, по которым и двигался какой-то инструмент.

Как явствовало из конструкции инструмента, боковые лестницы служили для двух ассистентов, которые вели угломерный инструмент по дуге. Наблюдатель шел за инструментом по средней лестнице, направляя прибор на светило.

Никаких переносных приборов при раскопках не нашли. Ни каретки с наблюдательной трубою, ни угломеров-астролябий, известных средневековой астрономической практике. Не найдено и измерителей времени. Как здесь из ночи в ночь велись точные астрономические наблюдения за светилами? Неизвестно.

Как много открыто Вяткиным — и как мало открыто. Он почти наизусть знает «Трактат об астрономических инструментах» главного астронома обсерватории Мирзы Улугбека — Гиясуддина Джемшида. Тот пишет, что уроженец Ходжента Абу Махмуд Хамид, наблюдавший за звездами при дворе правителя в Рее, сконструировал и назвал именем своего покровителя Фахри гигантский секстант — «Судси Фахри». Копия такого секстанта сейчас лежит перед Василием Лаврентьевичем, опущенная в каменную траншею Тали-Расад. Но Василию Лаврентьевичу все время кажется, что это — не секстант, а квадрант. Четверть круга. Если только подтвердится, что он лежит точно по меридиану, прояснится многое! Станет, например, понятно, как инструментом, обращенным к югу, определяли склонение звезд в северной части неба. Ведь у Мирзы Улугбека в его «Зидж Гурагани» есть звезды и северного, и южного неба.

Василию Лаврентьевичу удалось реставрировать несколько крупных глиняных чаш. Обломки их как-то легко сложились в заготовленный им проволочный каркас. Возможно, что система этих чаш, заполненных ртутью, могла служить для отражения… отражения чего?