Франсуа Шатобриан - Замогильные записки

Бульвар Тампль, Итальянский бульвар, называемый в обиходе Кобленцем [7e] [7e] По названию немецкого города, ставшего центром французской эмиграции (там формировалась контрреволюционная «армия принцев»). , аллеи сада Тюильри были наводнены нарядными женщинами: там блистали три дочери Гретри, бело-розовые, как и их убор: вскоре все три умерли. «Она уснула навсегда, — сказал Гретри о старшей дочери, — сидя у меня на коленях, такая же красивая, как при жизни». Множество карет бороздило перекрестки, где гоготали санкюлоты, а у дверей какого-нибудь клуба красавица г‑жа де Бюффон ожидала в фаэтоне герцога Орлеанского.

Изысканность и вкус аристократического общества еще сохранялись в особняке Ларошфуко, на вечерах у г‑жи де Пуа, г‑жи д’Энен, г‑жи де Симиан, г‑жи де Водрей, в гостиных некоторых крупных чиновников судебного ведомства, оставшихся открытыми. Салоны г‑на Неюсера, г‑на графа де Монморена и некоторых других министров, где царили г‑жа де Сталь, герцогиня д’Эгийон, г‑жа де Бомон и г‑жа де Серийи, являли собой полное собрание знаменитостей новой Франции и полную свободу новых нравов. Башмачник в мундире офицера национальной гвардии на коленях снимал мерку с вашей ноги; монах, по пятницам облачавшийся в черную или белую рясу, в воскресенье надевал круглую шляпу и сюртук; бритый капуцин читал в кабачке газету; в кругу шалых женщин появлялась суровая монахиня — тетушка или сестра, изгнанная из монастыря. Толпа посещала эти открытые миру монастыри, как путешественники проходят в Гренаде по опустевшим залам Альгамбры или останавливаются в Тибуре под колоннами храма Сивиллы.

В остальном же — много поединков и любовных приключений, тюремных романов и политических дружб, тайных свиданий среди развалин, под ясным небом, в поэтическом спокойствии природы; дальние прогулки, безмолвные, уединенные, перемежающиеся вечными клятвами и нескончаемыми ласками, меж тем как вдали грохочет уходящий мир, глухо шумит рушащееся общество, угрожая смутить своим падением тех, кто вкушает блаженство под сенью истории. Теряя друг друга из виду на сутки, люди не были уверены, что встретятся вновь. Одни устремлялись по революционному пути, другие готовились к гражданской войне, третьи уезжали на берега Огайо, вооружившись планами замков, которые они выстроят в краю дикарей; четвертые вступали в армию принцев — все это с легким сердцем, зачастую без гроша в кармане; роялисты утверждали, что все кончится на днях постановлением парламента, патриоты, столь же легкомысленные в своих надеждах, провозглашали, что вместе с царством свободы наступит царство мира и счастья. На улицах распевали:

Вот какого мнения были французы о Робеспьере и Мирабо! «Любой земной власти, — говорил Л’Этуаль, — легче зарыть солнце в землю либо засадить его в яму, чем заткнуть рот французскому народу».

Над этими разрушительными празднествами высился дворец Тюильри — гигантская тюрьма, полная осужденных. Приговоренные к смерти также развлекались играми в ожидании повозки, стрижки, красной рубашки , которую палач повесил сушиться, а за окнами сверкали ослепительными огнями парадные покои королевы.

Тысячи брошюр и газет плодились не по дням, а по часам; сатиры и поэмы, песенки из «Деяний апостолов» отвечали «Другу народа» [80] [80] «Деяния апостолов» — роялистский сатирический журнал; «Друг народа» — газета Марата, рупор санкюлотов. или «Умеренному» — газете монархического клуба, которую издавал Фонтан; Малле дю Пан, отвечавший за политический раздел в «Меркюр», расходился во взглядах с Лагарпом и Шамфором, ведавшими литературной частью той же газеты [81] [81] Швейцарский публицист, сторонник конституционной монархии Малле дю Пан, занимал более умеренные позиции, чем те, на которых стояли настроенные в эту пору весьма революционно Шамфор и Лагарп. . Шансенец, маркиз де Бонне, Ривароль, Мирабо младший (Гольбейн шпаги, возглавивший на Рейне эскадрон гусар Смерти), Оноре Мирабо старший, обедая вместе, забавы ради рисовали карикатуры и составляли «Маленький альманах великих людей» [82] [82] «Маленький альманах великих людей» — сборник памфлетов против революционеров. , после чего Оноре отправлялся в Национальное собрание призвать к введению военного положения или аресту имуществ духовенства. Заявив, что покинет Национальное собрание только под натиском штыков, он отправлялся к г‑же Жэ и проводил у нее ночь. Эгалите вызывал дьявола в карьерах Монружа и возвращался в сад Монсо возглавить оргии, где распорядителем выступал Лакло. Будущий цареубийца [83] [83] Герцог Орлеанский, отец Луи-Филиппа, получивший за сочувствие революционным идеям прозвище «Эгалите» (равенство); голосовал в Конвенте за смерть Людовика XVI, своего кузена. Под предками, которым ни в чем не уступал Эгалите, подразумевается прежде всего его дед, герцог Орлеанский, в 1715–1723 гг. бывший регентом при малолетнем Людовике XV; правление его отличалось исключительной развращенностью нравов. ни в чем не уступал своим предкам: насквозь продажный, устав от разгула, он делал ставку на утоление честолюбия. Постаревший Лозен ужинал в своем маленьком домике у заставы дю Мэн с танцовщицами из Оперы, которых наперебой ласкали господа де Ноай, де Диллон, де Шуазёль, де Нарбонн, де Талейран и еще несколько тогдашних щеголей — мумии двоих или троих из них дожили до наших дней.

Большинство придворных, в конце царствования Людовика XV и во времена правления Людовика XVI известных своей безнравственностью, встали под трехцветные знамена: почти все они сражались в Америке и запятнали свои орденские ленты республиканскими цветами. Революция привечала их, пока не набрала силу; они даже сделались первыми генералами ее армий. Герцог де Лозен, романтический возлюбленный княгини Чарторыйской, дамский угодник с большой дороги, ловелас, который, выражаясь благородным и целомудренным языком двора, имел одну, потом имел другую, — герцог де Лозен стал герцогом де Бироном, командующим войсками Конвента в Вандее: какая низость! Барон де Безанваль, лживый и циничный обличитель развращенного света, последняя спица в колеснице впавшей в детство старой монархии, этот грузный барон, опозоривший себя в день взятия Бастилии, спасенный г‑ном Неккером и Мирабо единственно за его швейцарское происхождение [84] [84] Барон де Безанваль, родившийся в Золотурне (Швейцария), в 1789 г. командовал войсками, стоявшими вокруг Парижа, однако в день взятия Бастилии почел за лучшее не вмешиваться в ход событий и благодаря этому в январе 1790 г. избежал казни; его «Мемуары», опубликованные посмертно (1805), содержали множество скандальных подробностей придворной и светской жизни. : какое убожество! Что за люди — и в какую эпоху! Когда Революция вошла в силу, она с презрением отвергла ветреных предателей трона; прежде ей нужны были их пороки, теперь потребовались их головы: она не гнушалась никакой кровью, даже кровью г‑жи Дюбарри.