Игорь Ротарь - Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина [калибрятина]

Действие происходило на территории российского военного санатория, охраняемого

бравыми русскими десантниками. Увы, военные не могли мне помочь. Прибежавший на

выстрелы молодой лейтенант не сумел уговорить кубанца прекратить упражнения в

стрельбе.

«Он мог запросто тебя убить. Атаман стрелял на отлет, держа автомат в дрожащей

руке, а пьяному человеку ничего не стоит промазать. Этих людей поселили сюда по

указанию нашего министерства обороны, хотя они не являются военнослужащими. Каждый

вечер они устраивают пьяный дебош со стрельбой, мы ничего не можем с ними поделать», –

жаловался мне русский офицер.

В Абхазии я впервые встретился с наемниками (или добровольцами, термины почти

тождественны, хотя и носят разную идеологическую окраску) из России. Но потом они

попадались мне практически во всех горячих точках распавшейся империи.

В 1993 году на войне в западной Грузии я обратил внимание на явно славянскую

внешность одного из звиадистов. Им оказался бывший водитель троллейбуса из Киева

двадцатидвухлетний Дима. Хотя киевлянин воевал в Грузии уже больше года, он не

выглядел суперменом и был похож на подростка-старшеклассника. Со мной Дима был очень

добр: устроил на ночлег, вкусно накормил. А понаблюдав, как наемник возится с собакой, я

окончательно убедился, что он не сможет убить человека.

В Киеве Диме было скучно: не было друзей, любимого дела. Пожалуй, единственное

светлое воспоминание из довоенной жизни – недолгий курортный роман с молодой

москвичкой Аней, отдыхавшей в Крыму. Дима много рассказывал про эту девушку, просил

обязательно с ней связаться в Москве. Когда же, вернувшись из командировки, я позвонил

Ане, она едва вспомнила имя своего давнего любовника.

«Царские волки»

В 1995 году я остановился на горнолыжном курорте возле города Пале – столицы

непризнанной Сербской республики в Боснии и Герцеговине. Вечером я вышел подышать

перед сном, и вдруг мне показалось, что у меня начались галлюцинации: мимо меня,

отчетливо ругаясь матом на русском, прошла большая группа молодых людей.

Это были члены русского добровольческого диверсионного отряда «Царские волки»,

воевавшего против мусульман.

«Считать нас наемниками неверно даже с чисто формальной точки зрения. По

международным нормам наемником считается человек, воюющий в армии иностранного

государства и получающий за это вознаграждение, отличное от зарплаты военнослужащих.

Мы получаем столько же, сколько сербы, 50 динар (около 15 долларов США)», – говорит

командир батальона, бывший капитан Советской армии, 33-летний Юрий.

Юрий воевал в Афганистане, а после, по его собственным словам, стал ненавидеть всех

мусульман. Вернувшись из Афганистана, капитан Советской армии уже не мог найти себя в

мирной жизни. Уволившись из армии, Юрий поехал на войну в Приднестровье, а потом,

когда та война кончилась, отправился воевать в Карабах. Однако звездный час бывшего

советского офицера настал именно в Югославии. «Здесь я защищаю от мусульман наших

православных братьев-славян. К мирной жизни я уже не вернусь никогда. Кончится война

здесь – поеду на другую. Мой югославский военный опыт выводит меня на международный

уровень. Теперь меня, как профессионала, будут рады видеть в любой горячей точке мира», –

говорит Юрий.

Мою беседу с бывшим афганцем слушают его трое друзей – соратники по оружию.

27-летний уроженец Санкт-Петербурга Сергей работал на родине милиционером. Его

родители погибли, а вскоре после этого у него не стало и любимой девушки. Сергей продал

свою квартиру, вдел в ухо две серьги (у казаков это знак последнего из рода) и отправился

воевать в Югославию. В Россию молодой человек возвращаться не собирается: «Зачем? Там

у меня никого нет. Или же здесь после войны возьму дом, женюсь на сербке, или же

отправлюсь воевать еще в какую-нибудь горячую точку».

34-летний бывший оперуполномоченный КГБ Александр Терещенко не скрывает, что

приехал в Боснию из любви к приключениям: «Я профессиональный авантюрист, и здесь

мне нравится; в Россию, по крайней мере пока, возвращаться не собираюсь».

«Из чистого любопытства» приехал на войну в Боснию 28-летний бывший прапорщик

Александр. Недавно Александр подорвался на мине и лишился ноги. Местные власти

подарили ему протез и поселили на отдых в пансионате. «Саша никак не может смириться со

своим горем. Целыми днями он или спит, или же курит и смотрит в одну точку», – говорят

его друзья.

Мне нравится, что у меня в руках автомат

В Донецке я познакомился с уроженцем Свердловской области Юрием, воюющим на

стороне ополченцев. Это была уже четвертая война Юрия. До этого он воевал в Абхазии,

Боснии и Герцеговине, в Чечне.

В начале перестройки двадцатилетнего Алексея посадили за драку. Выйдя через три

года на свободу, бывший заключенный не смог найти места в изменившемся мире. Прежние

друзья подались либо в коммерцию, либо в рэкет – по-другому в новой жизни прокормить

семью практически невозможно. Оба варианта были противны Алексею – в тюрьме он

приобрел устойчивое отвращение к уголовникам, а дух торгашества был чужд ему с детства.

Алексей нашел себя в горячих точках.

«Если привыкнешь к войне, а она не такая уж тяжелая, можно жить легко. Мне

нравится, что у меня в руке автомат, в России же за это дают срок сразу. Здесь много людей,

которые уже не могут жить без войны, она для нас – образ жизни».

В 2015 году на боевых позициях в районе донецкого аэропорта появился необычный

ополченец – крупный, не первой молодости мужчина в неизменной ковбойской шляпе,

которую он не снимает даже в помещениях. Нового бойца зовут Рассел Бентли и воевать за

свободу Донбасса он приехал из далекого Техаса.

Жизнь этого пятидесятипятилетнего американца была достаточно бурной. Он успел

послужить в армии США, потрудиться в качестве рок-музыканта и лесоруба, поразмышлять

в монастыре о суетности жизни и даже посидеть пять лет в тюрьме за торговлю

наркотиками. Но чем бы ни занимался Рассел, он, по его собственным словам, всегда

«оставался поэтом в душе».

По убеждениям Рассел – коммунист; не случайно на его шляпе приколота красная

звезда. С самого начала Майдана он ни секунды не сомневался, что это лишь «преступные

козни

американского

фашистского

правительства»,

а

тогдашние

украинские

оппозиционеры – его марионетки. В общем, техасец приехал в Донбасс именно для того,

чтобы «бороться с фашизмом». «Если нам не удастся отстоять Донбасс, то «коричневая