Анатолий Краснов-Левитин - Родной простор. Демократическое движение. Воспоминания.

Судья: Знали ли вы, что Гинзбург является создателем «Белой книги»?

Левитин: Да.

Судья: Откуда?

Левитин: Из передач заграничного радио.

Судья: Но в своих показаниях, данных на предварительном следствии, вы показали, что вы знаете это от него самого.

Левитин: Нет, я показывал не это. Я говорил о том, что Гинзбург мне говорил, что он идет от прокурора, который обвинил его в том, что он составил «Белую книгу». Это не совсем одно и то же.

Судья: Что вы знаете о журнале «Феникс»?

Левитин: Я знал о том, что намечается выход какого-то антисталинского сборника или журнала. Там должна была фигурировать также и одна моя статья. Я против этого не возражал, не видя в этом ничего криминального. Однажды я встретил Добровольского в метро, и он меня информировал о том, что они намерены выпустить сборник или журнал типографским путем. Я отговаривал Алешу от этого приключения, помню свое выражение: «Вас посадят за это, даже если вы будете печатать таким образом собрание сочинений Ленина». Алеша тогда мне сказал: «Вы меня убедили — печатать не будем». Но вот, оказывается, не убедил.

Судья: Что они вам говорили об НТС?

Левитин: Им не надо было говорить мне об НТС. Я знал, что такое НТС, когда они еще не родились.

Судья: Нет, что они вам говорили о своих связях с НТС?

Левитин: Ровным счетом ничего.

Судья: А разговаривали вы с ними вообще об НТС?

Левитин: Уж не помню. Мало ли о чем я мог с ними разговаривать. Может быть, и разговаривал, как и о всякой другой организации. Судья: Что вы знаете о их настроениях?

Левитин: Они, как и большая часть нашей интеллигенции…

Судья: Разве вы имеете полномочия от большей части нашей интеллигенции? Прошу вас говорить только за себя.

Левитин: Ну, хорошо. Как многие люди, с которыми мне приходилось встречаться, они были недовольны очень жесткой цензурой, недостаточной свободой религии — это я говорю уже со своей колокольни, словом, все они хотели большей свободы мнений. И больше ничего.

Прокурор: Что вы скажете о Галанскове?

Левитин: Человек больной и раздражительный.

Прокурор: Из материалов дела видно, что вы знали о туристке, приезжавшей к Добровольскому из-за границы. Не от НТС ли она приезжала?

Левитин: Ни в коем случае. Это была религиозная туристка, приезжавшая от заграничных церковных кругов.

Судья: Есть вопросы у защиты?

Каминская: Слышали ли вы, что Галансков принял участие в журнале «Феникс»?

Левитин: Я слышал, что он принимал какое-то участие. Но какое, я не знаю.

Швейский: Знаете ли вы, что в журнале «Феникс» была статья о Почаеве?

Левитин: Мне об этом говорил следователь. Он прочел несколько строк, после чего я убедился, что статья не моя.

Швейский: Писали ли вы о Почаеве?

Левитин: Да, у меня есть на эту тему три статьи.

Швейский: Они были написаны еще до знакомства с подсудимыми?

Левитин: Да, тотчас, как только те события произошли.

Судья: Вас не привлекали за эти статьи к ответственности?

Левитин: Нет, и не могли привлекать…

Судья: Свидетели не выступают, а допрашиваются. Вы уже ответили на вопрос.

Ария: Из материалов дела видно, что во время вашей встречи с представителями общественности заместитель редактора журнала «Наука и религия» Григорян говорил, что он также знал о событиях в Почаеве.

Левитин: Да, я могу дословно повторить его слова: «Вы много писали о Почаеве (это обо мне). Я же сделал для Почаева больше, чем вы. Как только я узнал о событиях в Почаеве, я сразу позвонил в ЦК».

Ария: Правду ли сказал Григорян?

Левитин: Думаю, что правду. Он вполне порядочный человек и врать не будет.

Ария: Вымышлены ли эти события или нет?

Левитин: Ну, что вы?! Ни один антирелигиозник и ни один представитель власти никогда не отрицали этого.

Швейский: Считаете ли вы, что реакция Добровольского на Почаевские события как религиозного человека могла быть особенно острой?

Левитин: Ну, конечно. Какому же религиозному человеку понравится, что в монастыре происходят зверства?

Золотухин: Как попал за границу «Феникс»?

Левитин: Не знаю.

Золотухин: А как попадают туда ваши произведения?

Левитин: Понятия не имею.

Судья: Давали ли вы когда-нибудь Добровольскому какие-нибудь книги?

Левитин: Не помню.

Судья: А он вам давал когда-нибудь книги, изданные НТС?

Левитин: Никогда.

Судья: Давала ли вам Лашкова книгу, изданную НТС?

Левитин: Один раз она мне показывала какую-то книгу заграничного издания. Какую — не помню.

Судья: Товарищ Левитин, подойдите сюда. Та ли это книга, которую показывала вам Лашкова?

Левитин: Не помню.

Судья: Лашкова, эту ли книгу вы показывали Левитину?

Лашкова: Да, эту.

Судья: Настаивала ли она, чтобы вы прочли эту книгу?

Левитин: Нет, она просто показала мне эту книгу как книжный курьез.

Судья: Восхваляла ли она НТС?

Левитин: Ни в коем случае. Зная Веру, я не могу допустить и мысли, чтобы она сочувствовала НТС.

Судья: Вы свободны (cc. 151–156).

После этого меня тотчас вывели из зала. Это показывало, что точная запись процесса Буковского и других (особенно запись последнего слова Буковского) насторожила. Власти решили предотвратить повторение подобных записей. Но опять неудача.

Запись процесса Галанскова и других получилась даже еще более подробная.

Известен результат этого процесса. Драконовские приговоры: Юрий Галансков (по милости Добровольского, свалившего на него значительную часть своих проделок) получил 7 лет заключения и, как известно, так и не увидел воли. Александр Гинзбург получил 5 лет. Алексей Добровольский — всего лишь 2 года лагерей (30 сребреников — плата за предательство). Вера Лашкова — 1 год, что равнялось немедленному освобождению, так как она уже пробыла в тюрьме один год в предварительном заключении.

Я на заключительной части процесса не был. О приговоре узнал уже после окончания процесса.

Что можно о нем сказать?

Прежде всего ряд психологических наблюдений. Этот процесс подарил миру двух героев: Юрия Галанскова и Александра Гинзбурга. Причем это было для меня некоторой неожиданностью. Юрий всегда производил на меня впечатление человека озлобленного и раздражительного. Кто мог ожидать, что он проявит столько истинно христианской самоотверженности. По просьбе Добровольского он принял на себя значительную часть его поступков. Он держался на суде с огромным достоинством. И умер, как герой.

Александр Гинзбург также удивил многих. В прошлом, когда его привлекали однажды к ответственности, он покаялся и даже написал соответствующую статью в газету. Он не пользовался поэтому репутацией храброго человека. И для многих было неожиданным его героическое поведение на суде. Кульминационным пунктом было его последнее слово, во время которого он попросил, чтобы ему дали срок, не меньший, чем Галанскову.