Пол Престон - Франко. Биография

Намек поняли все: толстый коротышка Франко — современный наследник великих христианских полководцев прошлого, нынешний Сид и дон Хуан Австрийский. Клерикалы радовались возрождению идиллических средневековых отнршений между Церковью и героем-полководцем, наследником прошлого. Об этом свидетельствует обмен письмами между Франко и примасом. Кардинал Гома распорядился поместить меч в кафедральном соборе Толедо рядом с другими великими историческими реликвиями 31.

В 1939 году каудильо считал свои связи с фашизмом необходимой предпосылкой возрождения прославленных имперских традиций. Двадцать третьего мая он устроил официальную церемонию проводов фон Рихтхофена и легиона «Кондор». В конце своей напыщенной речи Франко сказал: «Я испытывал величайшую гордость оттого, что под моим командованием были германские офицеры и солдаты». Он просил их увезти с собой в Германию «непреходящую признательность Испании» 32. Отношения с Италией были еще сердечнее. Каудильо и его свояк, министр внутренних дел, горячо стояли за укрепление связей с Муссолини 33. Первого июня 1939 года Серрано Суньер отплыл из Кадиса в Неаполь с последними итальянскими войсками. Итальянский военный конвой доставил его в Неаполь вместе с двенадцатью генералами, одним адмиралом, несколькими высшими офицерами ВМФ и многими высокопоставленными фалангистами. В Италию с конвоем прибыли и три тысячи испанских солдат и офицеров. Они прошли парадом по улицам Неаполя и Рима. Делегацию приняли с высокими почестями, ее пребывание сопровождалось пышными церемониями, что произвело неизгладимое впечатление на Серрано Суньера. Прием, оказанный ему в Италии, разительно отличался от того пренебрежительного отношения, с которым он позже столкнулся в Германии.

Король Виктор-Эммануил III, три принца, архиепископ Неаполя, Чано и Серрано Суньер наблюдали торжественное прохождение итальянских и испанских войск. На другом параде, в Риме, Серрано Суньер приветствовал войска, стоя рядом с Муссолини. Эмоциональный Серрано сказал дуче и Чано, что Испании нужно еще два, а лучше три года, чтобы закончить военные приготовления. И когда вспыхнет война, «Испания выступит на стороне Оси, будет руководствоваться чувствами и разумом. Нейтральная Испания обречена в будущем на бедность и унижение». Испания, утверждал он, не обретет суверенитета, пока не вернет Гибралтар и не захватит Французское Марокко. Серрано Суньер произвел на Чано огромное впечатление, несмотря на свою «худобу и болезненность». Итальянцы высоко оценили его ум и пылкость. В публичных выступлениях и в частных беседах Серрано Суньер рассыпался в искренней благодарности за итальянскую помощь во время Гражданской войны, а также выражал крайнюю враждебность по отношению к Британии и Франции. Преклоняясь перед дуче, он назвал его в газетном интервью «одним из редчайших гениев, которых История дарит только раз в два-три тысячелетия» 34.

Чано заявил германскому послу в Риме Хансу Георгу фон Маккензену, что Серрано Суньер — «рьяный приверженец Оси», а беседуя с Муссолини, назвал Серрано «безусловно самой прочной опорой Оси во франкистском правительстве». Это мнение укрепилось после того, как Серрано Суньер без дипломатических околичностей начал критиковать англофилов-монархистов — испанского министра иностранных дел генерала Хордану и посла в Риме Педро Гарсиа Конде, которого Чано считал «большим дураком» 35. Трения между Серрано Суньером и Хорданой, симптоматичные для отношений между фалангистами и военными, свидетельствовали об амбициях Серрано. После его отъезда итальянцы с нетерпением ждали, что генералиссимус реформирует кабинет в соответствии с представлениями его восторженного сторонника Серрано Суньера и в целях вовлечения Испании в орбиту Рима 36.

В искренности чувств Серрано Суньера к фашистской Италии сомневаться не приходится. Испанские военные круги и дипломатический корпус Мадрида считали, что он столь же привержен и нацистской Германии. Однако еще до окончания Гражданской войны германский посол фон Шторер, впоследствии близкий друг Серрано Суньера, сомневался в его добром отношении к Третьему рейху. Шторер полагал, что иезуит и проватикански настроенный ку-ньядиссимус едва ли может питать дружеские чувства к Германии 37. В конце концов немцы стали считать его своим противником, да и сам Серрано весьма энергично демонстрировал, что делает все, дабы предотвратить втягивание Испании в войну. Зато доподлинно известно, что он ненавидел британцев и французов. Отчасти это объясняется его отвращением к либеральной демократии, но была и более земная причина: по мнению Серрано, их посольства в республиканском Мадриде отказались предоставить убежище его братьям, и те вскоре погибли в тюрьме 38. Потому же он отказывался выпускать из заключения республиканцев, считая их ответственными за гибель «лучших товарищей» по Фаланге 39.

После окончания Гражданской войны Испания была убеждена в своем праве занять место среди стран Оси. В соответствии с такими настроениями Серрано Суньер, находясь в Риме, подготовил почву для официального визита Франко в Италию. Он также доверительно сообщил Чано, что хотел бы получить приглашение посетить Германию. То же самое он повторил по возвращении в Мадрид высокому и представительному фон Штореру 40. Амбиции Серрано Суньера росли: он признавался Чано, что хотел бы стать министром иностранных дел. При этом куньядиссимус добавил, что, если Муссолини намекнет на это Франко, его желание осуществится. Обсудив вопрос с дуче, отметившим профашистские убеждения Серрано Суньера и не возражающим против его возвышения, Чано вызвался написать послание Франко 41. Муссолини считал возможным вариант, что Франко ограничится постами главы государства и главнокомандующего вооруженными силами, а на Серрано Суньера возложит обязанности главы правительства 42. Это позволило бы усилить фашистское влияние в Испании, тем более что куньядиссимус преклонялся перед Муссолини. Однако Серрано Суньер позже утверждал, что поспешил отговорить дуче от реализации этой идеи. Весьма вероятно, что его жертвенность объяснялась просто. Положение куньядиссимуса оказалось бы под угрозой, если бы Франко только услышал о том, что подобный вопрос обсуждался 43.

В начале лета 1939 года пошли упорные слухи о том, что Испания вступит в большую войну, если она разгорится. Возможно, эти слухи спровоцировала речь Франко 5 июня в Бургосе перед Национальным советом Фаланги. Похваляясь «действенным благоразумием» (habil prudencia), характеризующими его политику во время Гражданской войны, генералиссимус заявил, что победа одержана вопреки желаниям «лживых демократий», масонства и международного коммунизма. Объединив все это, он перешел затем к «тайному наступлению» на Мадрид, намекнув, что оно — дело рук Франции и Англии 44. Появились серьезные трения с Францией, вызвавшие разговоры о захвате французской собственности в Испании. Пресса Серрано Суньера вовсю разжигала антифран-цузские настроения 41. В июле в Мадриде офицеры испанской армии избили французского консула 46. По указаниям из Мадрида, испанский посол в Париже Хосе Феликс де Лекерика, циничный франкофоб и антисемит, встал в позу и потребовал исполнения февральского соглашения между Хорданой и Бераром (Berard) о возвращении Испании ее золотых резервов, военной техники и беженцев 47.