Коллектив авторов - Михаил Задорнов. Аплодируем стоя [litres]

Михаил Задорнов: Вы смеяться умеете?

Ирина Безрукова: Я с радостью и очень громко по-детски смеюсь.

Михаил Задорнов: А это важнее, кто много смеётся, тот меньше болеет. Смех лечит.

Ирина Безрукова: Вы считаете, что смех сильнее сеансов Кашпировского?

Михаил Задорнов: Ну конечно…

Ирина Безрукова: Я тоже так считаю.

Михаил Задорнов: Конечно.

Ирина Безрукова: Потому что это высокая вибрация.

Михаил Задорнов: У меня из зала многие уходят без головной боли, хотя приходят с болью. Конечно, это вибрация оздоровления, безусловно.

Ирина Безрукова: Прекрасно, хорошо, а как вы отдыхаете, потому что человек не может, даже если он прекрасно это делает, всё время шутить…

Михаил Задорнов: Дома я не шучу, я грустняк полнейший. Более того, даже жене запрещаю разговаривать.

Ирина Безрукова: Получается, женщине очень сложно молчать.

– Вы любите одиночество или вам нужна компания?

– Я одиночество очень люблю.

– Вы можете путешествовать один и наслаждаться?

– Могу один, и могу в нашей компании, только с близкими мне людьми

Михаил Задорнов: Очень сложно, очень… Но отдыхать, я вам скажу, лучше всего в путешествии.

Ирина Безрукова: Вы любите одиночество или вам нужна компания?

Михаил Задорнов: Я одиночество очень люблю.

Ирина Безрукова: Вы можете путешествовать один и наслаждаться?

Михаил Задорнов: Могу один, и могу в нашей компании, только с близкими мне людьми. А вот так, что пойдём пиво пить или в казино? Вот это мне… Я часто путешествую в таких местах, где нет всех этих заведений. Например, мы были на острове Пасхи, там нет ничего этого. Но там есть сумасшедшая энергия Тихого океана и клочка материи, запитанного этой энергией, это место силы, будут говорить сразу наши колдуны, экстрасенсы.

Ирина Безрукова: Гиперборея – это более сильное место, она у нас на территории находится.

Михаил Задорнов: Вот здесь, тоже сейчас место силы.

Ирина Безрукова: Намоленная сцена?

Михаил Задорнов: Да, конечно. И мы сейчас сделали её ещё сильнее, потому что говорим по правде, а не по кривде. Вообще, моя задача такая, мне в жизни была дана популярность сверху, не из Кремля, а выше. И я должен теперь её отработать.

Ирина Безрукова: Я хотела спросить, какой средний возраст зрителей или посетителей ваших сетей.

Михаил Задорнов: До тридцати лет.

Ирина Безрукова: Прекрасно.

Михаил Задорнов: Мой возраст вообще не ходит на концерты, они вообще не ходят, уже половина.

Ирина Безрукова: Вы говорите, что это слово, «гламур», пришло с Запада, что гламур – это уродство. О чём вы говорите?

Михаил Задорнов: Это понятие уродов о красоте. Вчера получил письмо от женщины: «Мне подруга предложила пойти в косметический салон и сделать там грудь «от Армани», ноги «от Гуччи». А я ей говорю: я посмотрю концерт Задорнова, если над этим люди не смеются, то тогда пойду».

Ирина Безрукова: Мне кажется, что скоро натуральных лиц не останется, и я жду того момента, когда…

Михаил Задорнов: И мозгов не останется.

Ирина Безрукова: Нет, я очень надеюсь, что останутся, хотя бы у моего окружения.

Михаил Задорнов: Ну это да, у вашего и моего окружения останутся. У меня всегда было хорошее окружение. Сегодня винят Советский Союз, что очень многих посадили или расстреляли. В моей жизни, в советское время было ну минимум три тысячи друзей, ни одного не посадили, ни одного не расстреляли. Были определённые условия, например, мы в студенческом театре играем что-то, пришли из парткома и сказали: «Вот это лучше не говорить».

Это было… все понимали, ну это были условия. Не так, как сейчас, свобода слова, а в то же время, извините, продюсеры стали сами цензорами. Они боятся за свои бабки, и это пострашнее, чем нанятые цензоры, работающие. Массмедиа контролируют олигархи, и они все боятся, что у них лицензию отнимут. Поэтому они самые страшные цензоры, с одной стороны, они о демократии говорят, а с другой… вот это мне не нравится. Но я скажу вам, что действительно у меня никого не посадили… А недавно разговаривал с одним бизнесменом, ну достаточно зажиточным. Не олигарх, потому что совесть есть, не стал олигархом. И я ему вот это сказал, что сейчас вам сказал, а он мне говорит: «Да, а у меня всех посадили». Я говорю, правильно, потому что ты занимался спекуляцией, и твой круг был спекулянты. Но в наше время твои друзья сидят в Думе и занимаются бизнесом, спекулянты стали называться бизнесменами, главное ж – не школа, а лицей, а толку никакого. Публичный дом как ни переименовывай, он все равно публичный дом!

Ирина Безрукова: Ну да, всё равно…

Михаил Задорнов: Надо тогда девочек поменять, если хочешь что-то поменять…

Ирина Безрукова: Ну вам виднее.

Михаил Задорнов: Ну да, мне конечно. У меня однажды смешной случай был… По Испании ехал давно-давно, и мне водитель говорит: вот здесь самый большой публичный дом. Хочешь зайти посмотреть? Конечно хочу, я же писатель. Огромный ангар, и по периметру брусья. И у брусьев стоят девочки. Разных национальностей, возрастов, всех мастей, а я зашёл так, прямо шок у меня… И вдруг ползала кидается ко мне…

Ирина Безрукова: Наши, украиночки…

Михаил Задорнов: Украинки, белоруски, русские, больше половины зала.

Ирина Безрукова: Мне интересно, что испанцы подумали. О, приехал настоящий мужчина. Что такое, донжуан пришёл известный, девочки все бросились.

Михаил Задорнов: У меня вообще с этой профессией связаны смешные случаи. Мне в Харькове привели двух девушек в баню. Пигалицы редчайшие, я не просил. Это бонус… Причём такие две пигалицы, с какими-то жабо такими, я не знаю, на кого это рассчитано. Но они только хороши в свете фар автомобиля, на Ленинградском шоссе, и только дальних фар…

Ирина Безрукова: Ну, вероятно, мужчины выпивают уже до определённого состояния…

Михаил Задорнов: И жабо их начинает привлекать, как на испанских картинах у инфант.

Так вот я в это время, Ира, вы меня поймёте, смотрел передачу о Товстоногове. И мне так обидно стало, что я вот таким высоким занимаюсь, а мне тут этих привели.