Иван Исаков - Командиры мужают в боях

Огневые позиции минометчиков находились неподалеку от нашего НП, и поскольку оттуда все отлично просматривалось, командиру минометной роты было удобно управлять огнем.

На НП один за другим подходили ротные. Колядинский, доложив о своем прибытии, как всегда, смутился, щеки его стали пунцовыми. Сафронов выглядел усталым, лицо его заросло черной щетиной. Карпенко четко отдал рапорт и расплылся в улыбке:

— Ну и почистим же фрицам зубы!..

Самохин с плащ-палаткой под мышкой настороженно огляделся и, убедившись, что чужих нет, привычным движением поддернул брюки.

Связные держались особняком. У одного из них, рядового Кнопова, за спиной торчал туго набитый и по виду довольно увесистый вещевой мешок. Нефедьев спросил, что у него там за ценности.

— Товарищ комиссар, тут у меня колодки и весь сапожный инструмент, — громко доложил Кнопов. — Если оставить, может потеряться. Как я потом буду латать сапоги солдатам?

Мы невольно переглянулись, и даже у неулыбы Самохина засветились глаза: значит, солдат верит в то, что мы разобьем врага, верит в то, что останется жив и что ему еще придется чинить солдатские сапоги…

Здесь, у высоты 102.0, я провел рекогносцировку с командирами. Она была несложной: все на кургане и вокруг него было видно как на ладони, на пологих, поросших травой, скатах торчали какие-то деревца, тут и там зияли воронки. Мы в деталях определили исходное положение подразделений, направление атаки, рубеж на кургане, который должна захватить и закрепить каждая рота. Особое внимание я уделил вопросам взаимодействия. Установили сигналы для вызова огня минометной роты и сигналы целеуказания.

В соответствии с принятым решением я отдал боевой приказ.

Командиры рот ушли ставить задачи своим подчиненным и скрытно выводить их на исходный рубеж.

Во 2-м батальоне капитана Кирина, который согласно решению Долгова должен был наступать правее нас, по-видимому, шла аналогичная работа.

В 10.00 по установленному сигналу — серия красных ракет — оба батальона должны были подняться в атаку.

Для 3-го батальона гвардии старшего лейтенанта Петра Георгиевича Мощенко обстановка сложилась неудачно. В то время как наши, скапливаясь у Мамаева кургана, начали занимать исходное положение, 3-й батальон находился еще на пути к кургану. Фашистская авиация совершила массированный налет на город. Несколько сот вражеских самолетов обрушили на Сталинград лавину бомб. Такого ада я еще не видывал. Гитлеровские летчики планомерно уничтожали улицу за улицей, квартал за кварталом. Все рушилось и горело. То тут, то там поднимались столбы дыма, огненные языки жадно обгладывали все, что попадалось на их пути. Почти каждая бомба попадала в цель. Многоэтажные дома на наших глазах превращались в груды развалин. Под эту бомбежку попал 3-й батальон. Люди рассыпались кто куда. Командир с комиссаром привели к нам, по-моему, лишь третью или четвертую часть подразделения. Фашисты, оборонявшие Мамаев курган, видимо, так увлеклись наблюдением за бомбежкой, что прозевали самое существенное — выдвижение наших батальонов. Опомнились только тогда, когда мы начали атаку.

1-й батальон поднялся точно в назначенное время. Пошли цепью. Наша атака со стороны выглядела ненастоящей. Ей не предшествовали ни артиллерийская подготовка, ни удар авиации. Не поддерживали нас и танки. Никто не перебегал, не ложился — бойцы шли и шли… Противник открыл ружейно-пулеметный огонь. Видно было, как в цепях падали люди. Некоторые поднимались и снова двигались вперед. В общем грохоте отдельные выстрелы тонули, поэтому казалось, что гвардейцы наступали молча. В какой-то момент мне даже стало не по себе: «Ну почему не стреляют?!»

На самом деле роты вели ураганный огонь. Их поддерживали станковые пулеметы и батальонные минометы. Бойцы поднимались все выше и выше. Вот они уже на гребне высоты, где развевался фашистский флаг. К нему бросился гвардеец 2-го батальона Кентя и сорвал его. Курган перешел в наши руки.

Теперь нужно было закрепиться. Гитлеровцы с присущей им самоуверенностью считали эту высоту неприступной. Они, видимо, не допускали мысли, что мы их здесь атакуем. Было ясно, что враг не примирится с потерей такого важного пункта, предпримет все, чтобы выбить нас оттуда.

Не теряя ни минуты, батальон стал зарываться в землю и готовиться к отражению контратак. Противник находился на противоположных скатах и каждую минуту мог нанести удар. Между нами было не более ста пятидесяти — двухсот метров. Такое близкое соседство было и опасным и в то же время выгодным: из боязни поразить своих неприятельская артиллерия и авиация не действовали. Правда, одна попытка была. «Мессершмитт-110» сбросил несколько бомб, и они очень точно легли… на головы немецких солдат. Ну а тылам нашим, конечно, доставалось.

Я был доволен — пока все шло так, как и было задумано: быстрое сближение с врагом позволило нам весьма эффективно использовать те огневые средства и то оружие, какое имелось в ротах. Правда, за сравнительно короткое время атаки — а она продолжалась часа полтора-два — мы понесли весьма ощутимые потери. Убитых и раненых могло быть значительно меньше, если бы нас поддерживала артиллерия. Вооружены мы были лишь винтовками, автоматами, пулеметами и минометами. Я думал: «Что сможем мы противопоставить фашистам, если они пустят танки?» Кроме гранат, бутылок с КС и шести противотанковых ружей, мы ничем не располагали.

Из рот прибежали посыльные: нужны боеприпасы. Под рукой ничего не было. Что делать? На наше счастье, вокруг валялись патроны и гранаты (по-видимому, оставленные теми, кто дрался тут до нас и вынужден был отойти). Все мы — и комиссар, и начальник штаба со своим помощником, и связные, и разведчики — принялись собирать их. Без особого труда набрали несколько ящиков и сразу же отправили в роты. Понесли патроны и мы с Нефедьевым. Солдаты на высоте окапывались.

— Ройте одиночные окопы, — приказал я командирам рот. — А уж потом, если позволит обстановка, соедините их между собой. Вот и получатся траншеи.

Я побывал во всех ротах, убедился, что все делается как надо и люди исполнены решимости драться до победного конца.

Командир санитарного взвода старший военфельдшер Птахин и его санинструкторы и санитары оказывали первую помощь раненым, а потом отправляли их либо на переправу, либо в санитарную роту полка. Их труд вроде бы был незаметен. Но то, что делали под огнем медики, — сродни подвигу.

Авиация противника продолжала свирепствовать. Город был охвачен пожарами. Казалось, горело и то, что вообще не могло гореть. Полыхала даже Волга. Бомбы угодили в нефтебазу. Огненные потоки устремились в реку, разливаясь от края и до края. Нефть продолжала гореть и на воде. Стояла невыносимая жара и от солнца, и от пожарищ. Все окрест было окутано дымом. По реке плыли обломки барж, трупы людей и животных. Бои не стихали ни на минуту.