Иван Исаков - Командиры мужают в боях

Видя, что русский капитан разговаривает с ними спокойно, конвоируемые осмелели, начали что-то лопотать. Кто-то даже протянул сигарету. Мне ужас как не хотелось, чтобы Тимофей Андреевич брал из их рук курево. Но он взял. Сразу же ему предложили несколько зажигалок. Нефедьев, затянувшись несколько раз, бросил сигарету и стал шарить по карманам в поисках «курительных принадлежностей».

— Пойдем, Тимофей! — Я пытался увести его, зная, что он обязательно скрутит сейчас свою цигарку-бревно.

Но раздалась команда, и пленных повели дальше.

— Ишь какие шелковые стали, — с иронией произнес Нефедьев, — после того как прошли у нас полный курс обучения…

Наконец пришел черед и 39-му гвардейскому стрелковому полку принять участие в наступательной операции. Мы выдвигались в первый эшелон. В нашем батальоне к этому времени осталось всего две роты. Из них были созданы четыре штурмовые группы. И. А. Самчук вызвал меня на свой НП. Там находился и начальник штаба 42-го гвардейского полка гвардии капитан Кузьма Алексеевич Смирнов.

Смирнов проинформировал об обстановке, показал на местности, где наши и где немцы.

Иван Аникеевич Самчук поставил задачу. Нам предстояло скрытно занять исходные позиции, атаковать неприятеля, выбить его из занимаемых им зданий и наступать левее высоты. Справа от нас должен был действовать 2-й батальон нашего полка, слева — 3-й батальон 42-го полка.

Наступление началось вечером 19 января. Наши подразделения наткнулись на противника раньше, чем это предполагалось. Фашисты стреляли из траншей, блиндажей, построек. Прорезая темноту, ярко вспыхивали осветительные ракеты. До указанных командиром полка домов надо было пройти еще четыре улицы. Неожиданно слева, со стороны дома со скворечней, нам в спину ударил пулемет. Создалась сложная ситуация. Нас могли поддержать только орудия прямой наводки, так как в темноте, в условиях быстро менявшейся обстановки артиллерия с закрытых огневых позиций не могла поддержать нас.

В течение ночи штурмовые группы в ожесточенных схватках, порой рукопашных, очистили в границах наступления батальона три улицы. Дальнейшее продвижение прекратилось из-за сильного огня противника и потерь, которые мы понесли.

Пришлось закрепиться на улице Угольной. От окраины нас отделяли еще две улицы. Я позвонил в штаб полка и доложил обстановку Самчуку.

— А сведения о противнике неточные. Гитлеровцы здесь на каждом шагу. Даже из дома со скворечником, где должен находиться штаб соседей, стреляют в нас.

— Ладно, проверю. Продолжай выполнять задачу.

Мы разместили штаб батальона в отбитом у неприятеля блиндаже, к которому примыкал ход сообщения, установили телефонную связь с ротами. Они вели бои на прежнем рубеже. На рассвете в батальон позвонил генерал Родимцев.

— Исаков, где находишься?

— На улице Угольной, товарищ генерал.

— А люди?

— Тут же. Я от них метрах в двухстах.

— Ночью не отходил?

— Нет.

— Что за чепуха! — и он положил трубку.

Все выжидающе смотрели на меня.

— Недоразумение какое-то, — вздохнул Ильин.

— Похоже, что так. Думают, мы отошли.

Утром, примерно часов в десять, меня вызвали на наблюдательный пункт к командиру полка. Там были Родимцев, Долгов и какой-то представитель. Мне предложили показать на карте, а потом на местности, где находится самый передний солдат и где мой НП. Когда это требование было выполнено, представитель вышестоящего штаба поинтересовался, кто занимает дом со скворечником. Я ответил: «Немцы».

У комдива, видимо, были другие данные.

Мне приказали, начиная от полотна железной дороги, посчитать улицы, сличая их с планом города, и так дойти до самого переднего солдата и доложить, где он находится. Я отправился выполнять это задание.

По пути я о чем только не передумал. Даже начал сомневаться: не допустил ли в чем ошибки.

— Ну что?! — нетерпеливо спросил Нефедьев, когда я появился на НП.

— Надевай маскхалат, боевой комиссар, пойдем считать улицы и уточнять, где застряли наши гвардейцы.

— Веселенькая работа! Этак можно угодить прямо на мушку снайперам, — проворчал Ильин.

Мы с Нефедьевым облачились в маскхалаты. Я взял с собой связного и пошел в 1-ю роту к Медведеву, а Нефедьев— во 2-ю к Сафронову.

Перебегали от дома к дому. За нашим продвижением, конечно, следили с НП полка. Огонь противника был несильный. Опасность представляли лишь одиночные выстрелы снайперов. Нам со связным удалось благополучно добраться до роты. Не успели отдышаться, как к нам подлетел Медведев.

— Здравствуйте…

— Здравствуй, Медведев. Как эта улица называется?

— А вон вывеска болтается… Угольная.

Действительно, на стенке дома, который стоял на противоположной стороне и в котором засели фашисты, висела на одном гвозде железная дощечка с наименованием улицы. Затем Медведев показал, где наши, а где враг. Я не скрыл от него, что старшие начальники сомневаются в том, тут ли немцы, и подозревают, что мы отошли.

— Пусть придут и посмотрят, могу и пленных дать, они им расскажут.

— Каких пленных?

— У меня есть.

— Где?

— Вон в том доме, вернее, в подвале.

— Много их?

— Да нет, человек двенадцать. В основном раненые. Стащили их туда еще перед рассветом.

— А почему же не доложил?

— Да тут разве до них было! Своих раненых выносили.

— Непорядок, товарищ Медведев. Забери у них документы.

— Это не трудно.

Медведев с неожиданной для его роста ловкостью выбрался из воронки и побежал к соседнему дому. Минут через десять снова появился. Тотчас застрочили автоматы гитлеровцев. Медведев упал. Убит? Нет, вскочил и бросился к нам.

— Вот берите, тут целая сумка. Плачут фрицы…

— До вечера пусть поплачут, а потом надо их отправить в санроту полка.

Больше уточнять было нечего, и мы со связным где ползком, где перебежками добрались до своего НП. Нефедьев был уже здесь и тоже подтвердил, что в доме со скворечней гитлеровцы.

Я пошел к командиру полка доложить о выполнении его приказания. Отдал изъятые у пленных документы. Самчук направил своего заместителя майора Александра Даниловича Харитонова к нам в батальон еще раз уточнить, кто находится в доме со скворечней. Поговорить с Харитоновым нам не пришлось — противник, видимо заметив наши передвижения, усилил обстрел. Мы кое-как проскочили опасный участок. Харитонов спросил, где командир минометной роты. Я позвал Карнаушенко, Тот вылез из блиндажа, вход в который был завешен плащ-палаткой, и представился майору.

— У вас дом со скворечней пристрелян?

— Пристрелян.

— Три мины!..

— Есть! — И Карнаушенко передал на огневые позиции минометов данные для стрельбы.

Послышались хлопки выстрелов. Харитонов в бинокль наблюдал за целью. Мины рвались возле дома, и было отчетливо видно, как там забегали вражеские солдаты. Когда налет закончился, Харитонов сказал мне, что у него вопросов больше нет, все ясно. И ушел. На этом инцидент был исчерпан.