Эдвин Вудхол - С риском для жизни.

Где теперь его найти? Она не могла этого сказать, так как два дня назад он улетел на самолете.

— Вернулся ли он сюда с аэродрома?

— О, нет, господин! Два раза за ним прилетал самолет по вечерам с наступлением сумерек.

— Где комната «майора»?

Она повернулась и указала на маленькую комнату, расположенную за довольно большой кухней. Я вошел. Комната была простая и очень скромно обставленная. Вся мебель состояла из двух стульев, стола, комода и маленькой кровати. Я искал личные вещи обитателя комнаты, чего-нибудь, хотя бы и незначительного, что могло бы дать мне нить к выявлению личности «майора». Но он был ловок, осторожен и не оставил в комнате даже куска мыла.

Я тут же помчался в штаб контрразведки, где моей информации придали большое значение.

— Наконец,— сказал мой начальник,— мы знаем, с кем имеем дело. До сих пор мы все ходили ощупью, в темноте. Кто бы он ни был, это смельчак. Это воздушный разведчик. Его доставляют на самолете и по сигналу забирают. Это нам объясняет, почему он раньше щеголял во французской форме. Довольно говорить о его таинственных появлениях и исчезновениях. Очевидно, он по очереди посещает то французов, то англичан. Будем надеяться, что за следующий визит он поплатится.

Через несколько часов я снова был у фермы вместе со своим французским коллегой. Мы устроились, как могли, и стали ждать.

Мы дежурили по очереди ночью, ожидая прибытия воздушного разведчика, и на третий день на рассвете были вознаграждены за свое терпение. Самолет жужжал над нами. К нашему удивлению, он не приземлился, а два раза описал круг и улетел. Почему?

Было слишком темно, чтобы что-нибудь заметить на таком большом расстоянии. Поэтому мы ждали в темноте, держа свои револьверы наготове. В таком ожидании мы провели около получаса, а когда стало рассветать, вышли искать разрешения наших сомнений.

На расстоянии приблизительно мили от фермы мы заметили на земле какую-то беспорядочную кучу, нечто вроде изодранной палатки.

Это был нераскрывшийся парашют. Тут же мы увидали человеческое тело. Человек лежал на спине. Глаза его были открыты. Шея переломана. Человек был мертв. Он был высокого роста, одет в форму английского майора, и на левой стороне его лица виднелся длинный белый шрам. Это был последний полет германского разведчика с рубцом на лице.

По распоряжению британской контрразведки я был в свое время прикреплен для «особых поручений» к французским, бельгийским и американским властям. Я находился в распоряжении контрразведки при генеральном штабе.

Вспоминаю случай в Гавре, где французская контрразведка заподозрила в шпионаже одну красивую бельгийскую беженку, которая работала официанткой в чайной, посещаемой американскими, колониальными и британскими солдатами.

Расследовать это дело было поручено мне.

Бельгийка была взята под подозрение после анонимного письма, написанного по-французски и адресованного в местную полицейскую префектуру. В письме указывалось, что «женщина, работающая в чайной, посещаемой англичанами, говорит по-английски. Она бельгийка и задает английским солдатам вопросы важного характера».

Нужно было проверить и расследовать это сообщение. Переодевшись пехотным сержантом, я стал захаживать в чайную.

Официантка была приятной и живой особой лет двадцати двух, с большими темно-голубыми глазами, которыми она умела пользоваться для привлечения внимания. Кокетливая девушка недурно говорила по-английски, что создало ей популярность среди английских солдат. Она вскоре узнала меня как завсегдатая; у нас завязалась дружба.

Я никогда не слышал, чтобы молодая женщина задавала солдатам вопросы подозрительного характера.

Меня заинтересовало частое присутствие в чайной одного штатского. Он был молчалив и необщителен, но всегда держался настороже, словно подслушивал разговоры посетителей военных. Я его видел раз шесть в течение трех недель.

Однажды вечером я решил проследить за молчаливым господином. Когда он уходил из чайной, я выскользнул за ним и проследил его до жилого дома.

Открыв местожительство незнакомца, я продолжал посещать чайную, где встретил его еще два-три раза. При этом я обратил внимание на то, что девушка тщательно его избегает. Она как будто боялась этого человека, и это еще более усилило мое любопытство.

Между тем французская контрразведка установила, что выслеживаемый мною человек — швейцарец.

Какую цель преследовал этот швейцарский подданный, регулярно просиживая вечера в чайной, которую посещали преимущественно солдаты? В городе было много других кафе. Швейцарец по-английски не говорил. Да и чай не является национальным напитком швейцарцев.

Французы решили допросить официантку-бельгийку. Она заявила, что анонимное письмо о ней было написано, как это ни странно, ею самою. Она сочла нужным обратить наше внимание на ее положение. Она никому не доверяет, так как напугана человеком, который регулярно посещает чайную. Этот человек был, по ее словам, немцем, а не швейцарцем,— он только приехал через Швейцарию месяца два тому назад. Он сказал официантке, что ему известно, где в Бельгии скрывается ее брат. Если он раскроет это местопребывание, не миновать смерти ни брату, ни тем, кто его укрывает. А укрывали брата отец и мать ее мужа, который служит в бельгийской армии. Шпион заявил дальше, что если она не будет сообщать всего того, что слышит среди английских солдат, то он выдаст ее брата германской разведке в Брюсселе. И ей лично он угрожал смертью, если она его выдаст.

Мы действовали, видимо, недостаточно быстро. Мнимый швейцарец исчез. Он уехал накануне с первым утренним поездом в Париж.

Развязка этой истории наступила три месяца спустя в столице Франции.

Я работал совместно с французской тайной полицией по одному делу о шпионаже, не имеющему никакого отношения к случаю в Гавре. Я выполнил свое задание и сидел с одним французским коллегой на бульваре в известном интернациональном кафе Вебера.

В пестрой многонациональной толпе, которая проходила мимо нас, мое внимание было внезапно привлечено двумя особами: мужчиной и красивой женщиной, выходившими из такси. Женщина меня не интересовала, мое внимание было всецело поглощено мужчиной. Казалось невероятным, но предо мной был не кто иной, как тот разведчик, который ускользнул из рук союзной контрразведки в Гавре каких-нибудь три месяца назад. Шпион и его спутница вошли в кафе.

Выражение моего лица было, очевидно, весьма красноречивым, так как мой французский коллега встревоженно спросил:

— Что с вами?

Я ему рассказал:

— Какое счастье! — воскликнул он.— Я остаюсь, чтобы помочь вам. Они от нас не уйдут.