Фрэнк Брейди - Конец игры. Биография Роберта Фишера

Все эти страхи, сдобренные паранойей, в глазах Бобби служили достаточным оправданием мер, принимаемых для охраны его жизни. Хотя многие считали эти страхи воображаемыми, он отвечал на возможность физической расправы точно так, как на угрозы за шахматной доской. Он хотел быть эвентуально готовым ко всему — атаке с любого направления. Его постоянный страх быть арестованным, убитым или оскорбленным утомлял его, и, быть может, по этой причине он спал по десять-двенадцать часов каждую ночь. Он всегда боялся того, что скрывали тени, и этот не отпускающий ни на минуту страх в сочетании с вечным задором атаковать ветряные мельницы, его истощал.

Как только он пообвык в отеле «Геллерт», Полгары пригласили его провести часть лета в их загородном доме в городке Надьмарош, расположенном в 35 милях севернее Будапешта в зеленом районе излучины Дуная в Славянских холмах Венгрии. Когда он и его два телохранителя ехали вдоль берега Дуная, Бобби отметил, что воды реки не того цвета, которого он ожидал. В отличие от вальса Штрауса «Голубой Дунай», эти глубокие воды имели грязно-коричневый цвет.

В Надьмароше Бобби и его двух охранников поселили в маленьком коттедже, но он всегда ел и проводил основную часть своего времени в большом семейном доме. Все сестры играли с ним, но, уступая его желанию, не в шахматы, а в Фишер-рэндом . Изобретенная Фишером игра представляет собой вариацию стандартных шахмат. В исходной позиции все пешки на своих привычных позициях. Фигуры — на последнем ряду, но размещаются случайным образом, на «неправильных» клетках. Таким образом, игроки, проведшие годы за изучением дебютов, не имеют большого преимущества: память и книжные знания (за исключением тех, что касаются окончаний) более не важны. На первый план выходят воображение и изобретательность. Так получилось, что 18-летняя София, средняя из сестер, выиграла у Бобби три партии подряд. Жужа сыграла с ним «бессчетное количество» партий, но относительно своего результата всегда говорила коротко, что она «действовала неплохо». Она также отметила, что аналитические способности Фишера вызывали благоговейный страх.

Ласло Полгар слыл человеком, не особенно выбирающим выражения. Когда Бобби заявил, что ужасы «Освенцима» выдумка, отказываясь признать, что в нем нацисты убили более миллиона человек, Ласло рассказал ему о родственниках, которых уничтожили в концентрационных лагерях. «Бобби, — сказал он, хмуря брови, — ты действительно думаешь, что моя семья исчезла в силу магических причин?» Бобби никак не поддержал свое высказывание, но только упомянул о различных книгах, где отрицался Холокост.

Бобби не изменил себе: даже будучи гостем в еврейской семье, он имел дерзость высказывать свои антисемитские взгляды. Жужа вспоминала: «Я поначалу пыталась вернуть его к реальности, излагая факты, но вскоре поняла, что убедить его невозможно, и сменила тему». Юдит высказалась прямо: «Он — величайший шахматист, но “с приветом”: больная психика». Ее отец соглашается: «Он был шизофреником».

Несмотря на бесчувственность и глухое упрямство Бобби, Полгары оставались гостеприимными хозяевами и продолжали развлекать гостя и заботиться о нем. В конечном счете Бобби сменил пластинку — вместо монологов ненависти к евреям перешел на шахматы. Он рассердился, однако, когда Ласло показал ему книгу, опубликованную в 1910 году хорватским писателем Исидором Гроссом. В книге описывалась вариация шахмат, которые казались предшественницей Фишер-рэндом — с теми же самыми правилами. Пробормотав что-то о еврействе Гросса, Бобби начал менять правила своих шахмат, дабы сделать их отличными от версии Гросса.

Юдит Полгар, её мать, Бобби Фишер и София Полгар.

Одним летним днем семья отправилась «на природу» в аквапарк «Вышеград». Они пригласили Бобби к ним присоединиться, равно как и телохранителей. Когда они пересекли на пароме реку и очутились в парке, Бобби оказался в своей стихии: он плавал и нежился в горячих трубах. Он даже взбирался на гигантский водный настил и скатывался с него снова и снова. «Как большой ребенок», — тепло вспоминала Жужа.

Ласло внимательно наблюдал за тем, как Бобби обращался с тремя дочерьми. Бобби более всех выделял Жужу, но она говорила впоследствии, что не замечала его растущей привязанности. Ласло замечал, и ему это не нравилось.

После трех с половиной недель венгерское телевидение прознало, что Бобби находится в Надьмароше и послало туда кинобригаду, чтобы сделать фильм. Операторы спрятались в лесу на расстоянии 50-ти ярдов и снимали Бобби с помощью телескопических линз. Когда их случайно обнаружили, возникла паника. Бобби являлся беженцем, и, понятно, не хотел, чтобы мир узнал, где он прячется. Он послал телохранителей за операторами, и те вывернули кассеты из камер: никто не хотел связываться с двумя амбалами. Бобби попросил у Полгар молоток, сел на каменном полу гостиной и церемониально, но с нарастающим раздражением разнес кассеты в куски.

Полгары предложили Бобби дружбу и временное спокойствие, но теперь стало понятно, что пресса знает о его месте обитания. Он уехал из Надьмароша тотчас, вернулся в Будапешт, упаковал вещи и стремительно покинул «Геллерт». В сопровождении двух охранников, которые теперь выступали в качестве носильщиков, он зарегистрировался в отеле «Реге», расположенном у основания горы Буда через улицу от квартиры Бенко и в 15-ти минутах езды на автобусе от центра города. Затем, следуя совету друга, он расстался с телохранителями, поскольку они слишком заметны и их присутствие рядом с ним потенциально опасно.

Будапешт, по которому бродил Бобби в 1993 году, быстро менялся. Не находясь более под советской пятой, город и вся Венгрия избавились от «Железного занавеса» и страна открыла границу с Австрией. Многие предприятия были приватизированы, и только маленький процент остался привязан к России. Казалось, что люди на улицах обмениваются флюидами и волнами свободы. Всё это можно было ощутить, просто гуляя по улице Ваци, главной улице города с магазинами, торгующими всем на свете. Люди улыбались друг другу и долго по вечерам не расходились по домам.

Когда Бобби решил, или, по крайней мере, поверил, что его больше не преследуют и за ним не шпионят, то начал свободно гулять по городу, на трамваях и автобусах добираясь до тех мест, куда ему хотелось попасть. Хотя его, безусловно, узнавали, но почти никогда не подходили. Бобби чувствовал, что здесь он чужак и не является настоящим жителем Будапешта. Даже прожив в городе несколько лет, он называл себя «туристом».