Анатолий Марченко - Мы здесь живем. Том 1

Здесь, под нарами, догнал меня таким же способом Славка Ефимов — мой сокамерник по 16-й тюрьме, который будет со мной потом и на целине. Он отделался легче моего и сразу же выскочил из-под нар.

Когда я вылез, то не мог понять, в чем я здорово вывозился под нарами. Рассмотреть же было невозможно из-за отсутствия света. Одежда была в чем-то липком, какая-то слизь была на руках. Когда зажгли спички и немного осветились, то оказалось, что мы все в крови. Я был уверен, что кровотечения у меня нет, а значит, я вывозился в чужой крови. А к нам все швыряли и швыряли зэков с нашего этапа. Скоро камера была полна и мы мало-помалу стали ее обживать. Ложиться на нары было нельзя: они все были липкими от крови. Мы отчаянно и озлобленно колотили чем могли в обитую железом дверь, требуя начальства. Но к нам даже никто не подходил. Тем временем наступил подъем и в коридоре забегали надзиратели и обслуга-зэки. Мы отказались принять хлеб и завтрак, требуя начальства. Когда за окном стало сереть, мы лучше рассмотрели камеру и обнаружили, что стены расписаны. Кровью на стенах были написаны лозунги: «Коммунисты палачи» и «Смерть коммунистам».

Из разговоров с соседними камерами через окна мы уже знали, что зэки в этой камере ночью перед нашим этапом коллективно вскрыли себе вены и залили кровью камеру. Кого-то из них отправили в больницу тут же при лагере, кого-то посадили в карцер, а нескольких человек в «воронке» отправили в Караганду под следствие.

Начальство к нам пожаловало где-то часов в десять. Зашел зам. нач. пересылки с каким-то офицером. Наша братва, не стесняясь в выражениях, стала требовать перевода в другую камеру, грозили жалобами в прокуратуру и даже в ЦК в Москву. Майор иронически улыбался и все время молчал. Потом ему, видно, надоело нас слушать, и он обратился к офицеру: «А вообще-то это не порядок! Дать им воды, тряпки и пусть уберут кровь!»

«Мы не будем убирать!» — орали мы. Среди нашего общего ответа было много мата и ругательств в адрес МВД, но на это никто из вошедших не обращал внимания. Скоро они вышли, нам же в кормушку бросили несколько тряпок, а вслед за тем в открывшуюся дверь бросили два грязных ведра и принесли бак воды.

Вторая ночь тоже не обошлась без ЧП. Среди ночи, когда большинство уже спали и лишь заядлые картежники резались в карты при тусклом свете маломощной лампочки под металлическим колпаком в нише над дверью, нас всех поднял прозвучавший с ближайшей к нашему бараку вышки выстрел. Потом началась беготня надзирателей около бараков, а зэки стали переговариваться через окна и обсуждать да гадать, что бы это значило. А скоро мы получили точное сообщение: часовой застрелил зэка, пытавшегося перелезть через запретку. Зима была в том году очень снежная, снегу намело почти вровень с забором. Зэк был из обслуги пересылки, и что-то его толкнуло попытаться уйти на волю. Часовой его заметил только тогда, когда он перешагивал через карниз запретки. Уложил его намертво с одного выстрела.

Нам не повезло с этапом и суждено было загорать на пересылке дольше, чем держат тут зэков обычно. Зимой из-за малой потребности лагерей в рабочей силе меньше этапов. Ведь большинство лагерей здесь сельскохозяйственные. Ближе к весне пересылка будет пустой, так как этапы будут ежедневно. Еще в тюрьме я много слышал рассуждений на тему: где легче и выгоднее отсиживать срок. Одни хвалили сельхозлаг, то есть целину. Другие, наоборот, не хотели туда попадать.

Тогда в лагерях еще существовали зачеты. Зачеты были двух видов: один рабочий день в лагере засчитывался за два или три из срока. Если попасть на работу, где зачеты один к трем, то с трехлетним сроком можно освободиться через год. Вот все и рвались попасть туда, где день к трем. Из ближайших лагерей богатым на зачеты был лагерь в Топаре. Там строилась тепловая электростанция — ГРЭС, и зэки туда рвались. А в сельхозе, на целине, день к трем давался только механизаторам: шоферам, трактористам, комбайнерам.

Зато на целине летом было легче со жратвой: то картошкой бригада разживется, то морковью, капустой, зерном и даже молоком.

К тому же зачеты — штука ненадежная: сегодня ты заработал их, а завтра за какую-нибудь провинность у тебя их отобрали.

Я еще в тюрьме решил не «выбирать» и не рваться никуда, а предоставить выбор судьбе. «Куда повезут, туда и ладно», — решил я.

Под конец зимы, когда мы все выли от переполненности камер, начались ежедневные вызовы на этап. Приезжали на пересылку представители лагерей и отбирали себе рабсилу. Зэки называли их, этих лагерных представителей, «покупателями». Обычно они отбирали себе зэков по «делам». В этих папках о каждом из зэков сказано коротко все: кем работал до ареста, семейное положение и место жительства. Покупателей больше всего интересовала профессия зэков. Одним, например, из строительных лагерей, нужны были рабочие со строительными профессиями или просто здоровые мужики, способные на тяжелую физическую работу. В целинные лагеря нужны были механизаторы и тоже здоровые мужики на разные работы, в том числе и на строительные.

Но не у каждого зэка в «деле» есть документы о специальности и образовании. Это помогало многим зэкам называться кем угодно: электросварщиками, шоферами, трактористами, поварами… Лишь бы попасть туда, куда хотелось. А попав в лагерь, там уж устраиваться в меру своих возможностей и способностей.

Перед самой отправкой на этап я стал свидетелем еще одного лагерного ЧП. Вернее, не самого ЧП, а его последствий. В один из дней на пересылку привезли из Топара этап. Это было несколько машин раненых зэков. В лагере возникла одна из многочисленных в те годы поножовщин между зэками-русскими и зэками-чеченами. Трупы оставили хоронить там, а на пересылку привезли только тяжелораненых. Забили ими несколько камер, и они через окна продолжали вести словесную войну.

О национальной вражде между русскими и чеченами и ингушами в Караганде я слышал много еще до ареста, когда работал в Топаре. Доходило иной раз до того, что милиция не в состоянии была справиться с наведением порядка. Приходилось вызывать воинские части. В лагерях тоже то и дело вспыхивали стычки. Я тогда впервые столкнулся с национальной враждой в нашей стране.

Я попал на этап, идущий на целину. Несколько машин с зэками и конвоем из Карабаса прибыли сначала в Долинку, где находилось Управление Карлага во главе с генералом Запевалиным. В самой Долинке остались две машины, а три пошли дальше, до Сарепты. В Сарепте, маленьком поселке, находилось лагерное отделение и там же находился головной лагерь. В нем остались две машины. Я же на третьей поехал дальше, на отдаленную командировку при Сарептском отделении. Уже в Сарепте мы точно знали, что едем на Куянду.