Виталий Помазов - На меня направлен сумрак ночи

А публикация в «Московских новостях», самой популярной в эти годы газете, имела последствия. В.В. Пугачев прислал мне из Саратова поздравления. Радио «Свобода» в марте передало изложение статьи. Мои друзья-нижегородцы звонили: «Слушали, как ты воюешь в Серпухове».

Кроме того, публикация стала поводом для знакомства с замечательным человеком – женой Володи Пантелеева Наташей. Она преподавала английский язык аспирантам-физикам. Дала им переводить статью из «Моscow News». Они захотели встретиться со мной. У нас был с ними долгий, серьезный разговор о дальнейшем развитии политических событий в стране.

После встречи Пантелеевы пригласили меня в гости. С Володей мы дружим до сих пор, умница Наташа умерла в июне 1995 года в Зеленограде, куда они переехали. Тяжело больная, она почти никогда не говорила о своей болезни, а очень искренне интересовалась своими друзьями в Серпухове и Протвино. Кстати, она в 1989-м предсказала, что я буду редактором газеты, а Миша Горловой – председателем Протвинского горсовета.

Летом, как обычно, я приехал в отпуск в Горький. Зашел в областной суд поблагодарить незнакомого мне Колчина и, главное, походатайствовать за своих друзей. Оказалось, что тома «сверхсекретного» дела Павленкова и его подельников довольно беспорядочно валяются на сейфе Колчина, который получил их для рассмотрения. Колчин с любопытством смотрел на меня и мою семилетнюю дочь Аню – наверно, ему было интересно видеть в быту живого диссидента, одного из тех, чьи дела он рассматривает. Он сказал, что готовит протест по «делу четверых». (Как-то так получилось, что ребят с их 70 и 72 статьями реабилитировали в апреле 1990-го, а меня с моей 190-1 только в мае 1992-го.)

Через день я зашел в главное здание университета на кафедру научного коммунизма, руководимую д.и.н. Саралиевой. Зара Михайловна оказалась моложавой, красивой, восточного вида женщиной с умными глазами.

– Не стоит благодарить. Наша обязанность исправлять допущенные в прежние годы ошибки.

– К сожалению, не все так думают.

– Чем вы сейчас занимаетесь? Мы тут читали в «Московских новостях» о ваших избирательных делах. А в университете вы не хотите восстановиться?

– Как-то не думал об этом.

– Смотрите. Я могла бы за вас походатайствовать.

– Спасибо, не надо.

Мы расстались, но высказанная ею мысль запала в голову. Практического смысла восстанавливаться в университете я не видел. Кормил меня технический диплом. Начинать преподавание в школе в 40 с лишним лет? Смешно. Заниматься исторической наукой? Поздно. И все же, после двухдневных размышлений, я решил: «А – восстановлюсь! Просто так. Ради куража. Чтобы знали наших!»

Через три дня с заявлением о восстановлении я сидел в приемной проректора по науке Лебедева. Секретарша неодобрительно косилась на назойливого посетителя с «Les nouvelles de Moscou» в руках (достать «МН» на русском в Горьком было невозможно).

Лебедев растерянно вертел в руках мое заявление:

– Но вы же знаете: по закону восстановиться можно только в течение трех лет.

– В свое время со мной поступили разве по закону?

– Я понимаю. Но прошло столько лет, вы уже все забыли, надо начинать снова.

– Наоборот, за прошедшие 20 лет я серьезно занимался историей и литературой и знаю сегодня гораздо больше, чем студент-третьекурсник.

– Даже не знаю, как с вами поступить, – мнется Лебедев.

– Наконец, я на сегодня – председатель Серпуховского историко-просветительского общества «Мемориал».

– А, вот это хорошо. Обязательно допишите это в заявлении!

Он облегченно вздохнул и направил меня к декану истфака Колобову.

В коридоре я столкнулся с Ларисой Королихиной, своей бывшей ученицей. Она давно закончила вечернее отделение истфака и преподавала в университете. После моего отъезда в Подмосковье мы как-то потеряли друг друга из виду. Увидев меня, она обрадованно бросилась ко мне.

– Ты что тут делаешь?!

– Да вот собираюсь поучить вас.

– Здорово!

– Шучу. Хочу восстановиться в университете. Был сейчас у проректора. Он направил меня к Колобову.

– Колобова сейчас в городе нет. Есть зам. декана Фещенко. Я поговорю с ним.

На другой день в коридоре истфака мы беседовали с Николаем Ильичом Фещенко.

– Вас исключили с третьего курса дневного отделения, это соответствует четвертому курсу заочного. Но вы же не хотите восстанавливаться на четвертом? А что бы начать учебу на пятом, вам надо досдать 17 дисциплин: экзамены, зачеты и курсовые.

Я вспомнил историю с чемпионом мира по шахматам Петросяном. Когда он уже стал чемпионом мира, чиновники усмотрели, что у него нет высшего образования и стали настаивать, чтобы он его получил. Петросян приехал в Ереван, пришел к ректору Ереванского университета. – Что надо, дорогой? – Да вот эти дундуки в Москве хотят, чтобы у меня был диплом о высшем образовании. – Хорошо, дорогой!

Ректор взял бланк чистого диплома, прошелся по всем профессорам, и каждый с почтением поставил в нем свою подпись. Ректор вручил диплом Петросяну и обнял его на прощание.

Когда я рассказал эту историю своему другу Саше Ильину, он рассмеялся: «Да они тебе в университете должны были дать диплом уже хотя бы потому, что ты за 20 лет по лагерям и котельным не забыл русский язык!»

– Когда надо приезжать сдавать?

– Через месяц, в конце августа. Когда преподаватели вернутся из отпусков.

– Хорошо.

Лариса помогла мне набрать в библиотеке нужные книги. Вернувшись в Серпухов, я вышел на работу, а все свободное время сидел над учебниками. В конце августа приехал снова в Горький. Труднее всего оказалось отыскать преподавателей. Спасибо Ларисе и Заре Михайловне, которые помогли мне в этом.

Секретарь заочного отделения истфака Ирина Новомировна Волкова подозрительно смотрела на «блатного» студента, который сдает по 2–3 экзамена в день. Но после сдачи экзамена по краеведению неумолимому Филатову ее подозрения, кажется, отпали.

Самым трудным предметом для меня оказалась логика.

К щепетильному преподавателю логики В.Н. Перепелицыну, своему коллеге, Зара Михайловна съездила домой, объяснила ситуацию, напомнила, что надо исправлять ошибки прошлого.

– Хорошо, пусть этот студент приезжает завтра на кафедру к 12 часам.

На следующий день он экзаменовал меня по всему курсу, без билетов, по темам от начала до конца. На последней части я запнулся и честно признался, что ее проштудировать не успел.

– Ну что ж. Знаете, больше четверки я вам поставить не могу.

– Больше и не надо!

– А знаком ли вам кто-нибудь из современных российских философов?

– К сожалению, я знаю только Зиновьева, автора «Зияющих высот».