Михаил Гулякин - «Будет жить!..». На семи фронтах

Когда мы с Костей Кусковым, Аней Киселевой и Аллой Вишневской приехали в госпиталь, пациентов, остро нуждавшихся в помощи, скопилось более ста двадцати человек. Ведущий хирург сообщил, что некоторые из них имеют тяжелые, в том числе внутриполостные, ранения.

Оценив обстановку, я предложил сразу начать работать нашей бригаде и трудиться ей часов 10–12. Мы с Константином Кусковым обещали обеспечить нужный ритм большой операционной, а хирурги госпиталя, очень уставшие, пусть отдохнут. После них отдохнем мы. Ведущий хирург согласился, сказав, что его персонал действительно совершенно выбился из сил и трудиться больше без отдыха не в состоянии.

Вначале из-за неопытности некоторых госпитальных санитаров мы никак не могли наладить привычный медсанбатовский темп работы. Ведь им в госпитале не приходилось принимать раненых вот так, с передовой, в тяжелом состоянии, без предварительно оказанной помощи, зачастую в грязном, порванном обмундировании. Поэтому мы с Константином по очереди ходили в приемное отделение и помогали регулировать подачу раненых на операционные столы. В результате принятых мер нам удалось в условленное время обработать около 80 человек с ранениями средней тяжести.

Как и договорились, в 4.00 я разбудил хирургов госпиталя. Ведущий хирург был доволен: мы оказали помощь большей части раненых, сделали 5 полостных операций.

— Ну теперь-то уж дело пойдет, — сказал он.

Отдыхать мы отправились в кузов нашей полуторки, на которой приехали в госпиталь. Шофер заранее приготовил охапки сена. Наши женщины отдыхали в палатке персонала госпиталя.

В 9.00 позавтракали и снова встали на первичную хирургическую обработку пациентов. Врачи госпиталя занялись перевязками раненых, подготавливаемых к эвакуации во фронтовые медицинские учреждения.

К часу дня задача, порученная нам, была полностью выполнена, и мы получили разрешение возвратиться в свой батальон. Нас оставляли обедать, но мы спешили, понимая, что в дивизии тоже наверняка немало раненых.

Когда до медсанбата оставалось не более трех километров, я заметил впереди с десяток круживших «юнкерсов». Они бомбили штаб нашего соединения…

— Давай, Федя, поворачивай на КП дивизии, жми на всю железку! — сказал я шоферу.

Тереховка горела. Всего несколько домов осталось в ней, остальные были разрушены, кругом вняли воронки. К счастью, пострадавших было мало. Им уже оказывал помощь фельдшер гвардии старший лейтенант медицинской службы Федор Гусаров. Этот добрый, обаятельный человек имел солидный опыт самостоятельной работы- еще в довоенное время. Он обрадовался, увидев нас. Константин тут же подключился к помощи раненым, а я спросил Гусарова, не пострадал ли кто из руководства штаба.

— А их здесь нет, они еще утром переехали на другое место, — ответил Федор. — Жители еще не все успели вернуться из лесов. Среди них семь человек ранены, одна женщина скончалась. У остальных легкие осколочные ранения, лечение их наладили.

Пострадал и полевой госпиталь, находившийся неподалеку от Тереховки. Офицер военно-санитарного отдела армии подполковник медицинской службы В. Ф. Щелкунов, побывавший у нас на следующий день, рассказал, что на территории госпиталя разорвались три бомбы. Погибло четыре человека, в том числе тот самый хирург, который приглашал нас остаться пообедать. Были ранены десять медсестер и санитаров. Из находившихся на лечении погибло двенадцать человек. Василий Филиппович говорил об этом с горечью:

— Вот ведь видно же, что расположен госпиталь, а все равно бомбят…

— Что ж удивляться? Таковы их нравы, — сказал я. — Их летчики специально ищут такие цели, чтобы нагадить побольше.

В медсанбате нас ждали. Власов и Неутолимов, заслышав шум мотора, вышли встречать. Замполит бросился нас обнимать, говоря, что ему сообщили, будто мы во время налета были в Тереховке.

— Такой жестокий налет, а вас все нет и нет. Думали, уж не стряслось ли что…

— Да нет, целы, — отвечал я замполиту.

Прибежали медсестры, тоже бросились нас тормошить. А Неутолимов уже послал кого-то в столовую, распорядился, чтобы приготовили нам что-нибудь поесть.

— Поужинай, — сказал он мне, — и к командиру. Расскажешь подробно о поездке.

Принимать пищу всему коллективу медсанбата одновременно доводилось крайне редко. Как правило, питались посменно, побригадно, так что каждый раз завтрак, обед или ужин растягивался обычно часа на два. Летом столовая оборудовалась под навесом, а зимой — в утепленных землянках или блиндажах. Иногда времени мы не имели даже на то, чтобы дойти туда, и тогда пищу санитары приносили в котелках прямо в операционные.

На этот раз ужин совсем затянулся, поскольку подходили врачи, сестры и все наперебой расспрашивали о наших приключениях и работе в госпитале. Так уж было на фронте. Среди общего горя или общего успеха особенно остро воспринимались потери или удачи близких, тех людей, с которыми служили рядом. Поэтому все радовались, что мы целы и невредимы.

Медсанбатовцам приходилось многое видеть, и переживали они, конечно, не только за своих. Что касается гибели людей, с которыми им никогда и не доводилось соприкасаться, то это тоже вызывало сострадание, боль и горечь. Война не ожесточила их, не сделала равнодушными. Я не раз был свидетелем, как реагировали на смерть раненых наши санитары, как бережно выносили их из палаток, словно боясь причинить боль даже мертвым.

В медсанбате, к великому сожалению, были случаи гибели раненых — ведь далеко не все наши пациенты поступали в таком состоянии, в котором им еще можно было оказать помощь. Порой привозили бойцов и командиров, спасти которых было уже нельзя. Ведь те, кто привозили, надеялись на то, что мы, медики, всесильны. Но, увы, никогда еще — ни в предвоенное, ни в военное, ни в послевоенное время — медицина всесильной не была, несмотря ни на какие ее достижения.

Не смогла война приучить нас к смерти. Третий год лилась кровь, третий год теряли мы родных, близких, боевых друзей, сослуживцев, третий год через наши руки проходили истерзанные пулями и осколками люди, а привыкнуть к этому не могли. Потому-то особенно понятной была радость товарищей, увидевших нас целыми и невредимыми.

Придя в землянку комбата, я извинился за задержку, рассказал, что не мог отбиться от товарищей, которые засыпали вопросами.

— Звонил начальник штаба дивизии, — сказал майор Власов. — Тоже беспокоился, спрашивал, как выбрался Гулякин со своими медиками из Тереховки.

Приятно было услышать, что старый сослуживец, занимавший теперь высокую должность, нашел время узнать о моих делах.

— Просил передать привет вам, — прибавил Власов.

Я поблагодарил командира, коротко доложил Власову о проделанном. Сергей Неутолимов, присутствовавший при беседе, спросил, чем отличается работа полевого хирургического госпиталя от работы медсанбата. Я рассказал, что дело здесь и в предназначении, и в штатной структуре. Хирурги госпиталя привыкли иметь дело с ранеными, которым уже оказана квалифицированная медицинская помощь. Им не приходится действовать на потоке, обычном для медсанбата. Каждая операция в госпитале, как правило, повторная, готовится загодя, и хирургам нет нужды обслуживать одновременно несколько столов почти без передышки. Раненые отсортированы еще в медсанбатах, каждому определен диагноз.