Михаил Гулякин - «Будет жить!..». На семи фронтах

После тяжелых боев дивизия вышла к большим лесам и болотам. Поступила задача закрепиться на достигнутых рубежах.

В дни затишья раненых было немного. Поступали в основном с осколочными ранениями, ибо враг частенько производил огневые налеты по нашим оборонительным рубежам.

Между тем приближались праздники — 26-я годовщина Великого Октября. Командир дивизии приказал нам подготовить помещение, в котором можно было бы вручить награды воинам, отличившимся в Курской битве и последующих боях.

И вот этот торжественный день настал. В канун 26-летия Октябрьской революции к нам приехали комдив гвардии генерал-майор Е. Г. Ушаков, начальник политотдела гвардии полковник А. М. Смирнов, начальник строевого отдела, фотограф клуба и около тридцати человек из различных частей, приглашенных для получения наград.

Командование дивизии и служба тыла сделали все возможное, чтобы день получился по-настоящему праздничный.

Генерал Ушаков в своем коротком докладе поздравил присутствовавших с праздником Октября и большими успехами Красной Армии на фронтах. Затем были вручены награды и всех пригласили на праздничный ужин.

Во время ужина в палатку вошел замполит медсанбата Сергей Неутолимов и поздравил нас с освобождением Киева. Об этом сообщило радио.

Еще не закончился ужин, когда меня вызвали в операционную.

— В чем дело? — спросил я у дежурного.

— Поступил раненный в живот. Готовим к операции.

Пациент находился в противошоковой палате, где ему делали переливание крови. Признаки проникающего ранения в живот были явными. Я осмотрел раненого, определил, что его состояние позволяет начать операцию, и попросил карточку из полкового медпункта.

Дежурный хирург Володя Коваленко подал ее мне. Там указывалось, что на ПМП осуществлены противошоковые мероприятия — вагосимпатическая шейная блокада и введена противошоковая жидкость Попова.

Машинально взглянул на подпись врача и не поверил своим глазам — карточку подписала Лидия Пелагеина. Неужели она здесь, рядом?! Не может быть…

Впрочем, я давно уже убедился, что на фронте ничему удивляться не приходилось, — судьба сводила и разводила людей при самых немыслимых обстоятельствах.

Позвав санитара, я попросил передать повозочному, доставившему раненого, чтобы он подождал до окончания операции.

В операционном отделении все было уже готово. Наркозный сон пациента был спокойным, дыхание ровным. Операция началась. Продолжалась она недолго, раненого привезли к нам своевременно, и его удалось спасти.

Наконец я освободился и вышел из операционной. Позвали повозочного.

— Из какой вы части? — поинтересовался я, поздоровавшись.

Повозочный решил, что я недоволен доставкой раненого из другого соединения, и, назвав свою часть, стал пояснять:

— В нашей бригаде еще не развернута медсанрота, поэтому доктор Пелагеина и велела везти к вам.

— Правильно сделали, — успокоил я солдата. — Далеко бы его не успели довезти, а мы спасем. Так вас направила Пелагеина?

— Так точно…

Я на всякий случай назвал некоторые приметы Лиды. Солдат подтверждающе кивал головой, повторяя:

— Она, она и есть… Вы знаете нашего доктора? Она очень складная и заботливая о раненых.

— Мы с ней учились вместе, — пояснил я. — Поезжайте, голубчик, к себе, передайте привет своему доктору.

— От кого?

— От доктора Гулякина…

Я уже хотел вернуться к праздничному столу, но тут привезли еще двух раненых. Так и не удалось отдохнуть ни в тот вечер, ни в предпраздничную ночь. Под утро завершив работу, сказал санитару Житину:

— На завтрак меня не будите. Принесите в землянку. Высплюсь, сам разогрею.

В одиннадцатом часу проснулся от шума. Прислушался. Жития убеждал кого-то подождать, не будить меня, дать отдохнуть после тяжелой ночной работы. По голосу узнал, что о санитаром разговаривает мой хороший товарищ командир автороты гвардии капитан Сергей Жердецкий. Накинув шинель, вышел и позвал Сергея в землянку.

— Миша, не знаю, что и делать. Утром приехала на санитарной машине какая-то женщина-врач и стала расспрашивать, как найти медсанбат, работает ли там Гулякин и как его повидать. Я спросил, знает ли она тебя. Ответила, что давние знакомые…

— Да где же она?

— Оставил в своем фургоне, а сам за тобой на мотоцикле. Думаю, с ней тебе встретиться лучше у меня. А то ведь что Маша подумает?

Дело в том, что тогда уже мы с Машей Морозовой решили пожениться после войны, и, зная об этом, Сергей беспокоился, как бы не произошла какая-нибудь несуразица.

— Ты уж чересчур, — успокоил я его. — Что ж мне теперь с другими женщинами и поговорить нельзя?

— Ну это твое дело, смотри. А все же лучше поедем ко мне — она ведь там ждет.

Минут через пять мы были возле походного домика-прицепа. Поднялся в фургон и увидел Лиду — встревоженную, взволнованную.

— Ну, Миша, — сказал Сергей, — извини, у меня дела, — и оставил нас вдвоем.

Лида воскликнула:

— Неужели это ты?! Даже не верится… Как узнала вчера, что ты рядом, успокоиться не могла.

Я, честно сказать, растерялся и не знал, что ответить.

— Что это за предосторожности? — сразу успокоившись, напрямую спросила она. — Почему меня в медсанбат не пустили? Ты что, женат?

Я рассказал ей, как обстоят дела.

— Вот как. Значит, незваная гостья, — сухо заключила Лида и, открыв дверь фургона, спрыгнула на землю.

— Подожди, Лида! — крикнул я.

— Прощай, — бросила она в ответ. — Я больше не напомню о себе.

Подошли Сергей Жердецкий и Михаил Корниенко, его заместитель по техчасти. С минуту мы стояли молча, потом эту неловкую ситуацию нарушил Жердецкий:

— Ну что, ребята, вон повар обед несет. Пошли в фургон.

Офицеры, не сговариваясь, перевели разговор на другую тему. Жердецкий поинтересовался у Корниенко, сколько машин сегодня ходило за боеприпасами, потом рассказал, что они с заместителем командира дивизии по тылу выезжали смотреть новый район расположения подразделений тыла в лесу неподалеку от деревни Демихи.

— Хохлов мне поведал, что предстоит прорыв каких-то немецких укреплений, — сообщил Жердецкий.

— Да, я слышал, — отозвался Корниенко и обратился ко мне: — Скоро и вам будет работа.

Я кивнул, но ничего не сказал, думая о своем.

Так и прошел обед. Поблагодарив товарищей, я направился в расположение медсанбата.

— Подбросить на мотоцикле? — спросил Жердецкий.

— Пройдусь пешком, — ответил я. — Всего-то меньше двух километров.

Дорога шла через густой хвойный лес. Я невольно залюбовался природой, но думы мои были невеселыми. Вроде и не виноват ни в чем, а все равно как-то неуютно чувствовал себя после встречи с Лидой.

9 ноября по приказу командования весь приемно-сортировочный взвод и часть операционно-перевязочного взвода были выдвинуты ближе к переднему краю и развернуты в лесу. Вечером мы уже грелись у теплых «буржуек», установленных в развернутых палатках, и кляли ужасную дорогу, непролазную грязь, которую с трудом преодолели по пути сюда. Говорили о том, что, вероятно, долго здесь не задержимся. Уже уяснили: если рядом располагается танковая часть, значит, скоро идти вперед. Правда, смущали раскисшие, непроходимые дороги Полесья — мы уже видели брошенные фашистами застрявшие в трясине бронетранспортеры и автомашины, танки и тяжелые орудия.