Олег Лекманов - Венедикт Ерофеев: посторонний [с иллюстрациями]

«Вадик Тихонов был хулиган, — рассказывает о нем Сорокин. — Мы учились в одной школе, и он однажды директрису шлепнул по заду и что-то еще добавил такое».

Вадим Тихонов: «Я — отблеск Венедикта Ерофеева».

Там же. «Я написала ему стишок — я его уже забыла совершенно. Помню, что в содержании было, что он колосс на глиняных ногах. Что-то такое», — вспоминает о Ерофееве Ирина Дмитренко.

Ерофеев В. Мой очень жизненный путь. С. 505.

Упоминается в поэме «Москва — Петушки», глава «Орехово-Зуево — Крутое».

Про Веничку. С. 152.

Слава Лён рассказывает о Венедикте Ерофееве. URL: https: // www.youtube.com/watch?v=9xQaMcMZEUY.

Ерофеев В. Записные книжки. Книга вторая. С. 184.

Седакова О. Венедикт Ерофеев — человек страстей. Характерную историю о Тихонове времен его работы на московском Новодевичьем кладбище вспоминает Ольга Савенкова (Азарх): «Много-много лет тому назад мой друг Вадя Тихонов, будучи сам родом из Владимира, не мог никак устроиться на работу в Москве. Он попросил меня взять у себя на работе справку о совместительстве. Была тогда такая практика. Я взяла, но дело не в этом. Справка была мне выдана для работы по совместительству могильщиком на Новодевичьем кладбище. Работал, естественно, Вадя. А когда я уезжала в Крым, Вадя принес мне на вокзал огромный букет цветов, стыдливо лепеча: “Не думай, не с могилок”. Да кто ж ему поверил».

Ерофеев В. Записные книжки 1960-х годов. С. 33.

Вадим Тихонов: «Я — отблеск Венедикта Ерофеева».

Ерофеев В. Мой очень жизненный путь. С. 583.

Там же. С. 598.

Про Веничку. С. 101.

Фрейдкин М. Каша из топора. С. 305.

Ольга Савенкова (Азарх) сравнивает Тихонова с другим бесом из воландовской свиты: «Вадя явно был Бегемотом». О том, как Ерофеев с друзьями однажды посетил семинар лингвиста и фольклориста Никиты Ильича Толстого вспоминает Ольга Седакова: «Вероятно, это был 1972 год. И, вероятно, весна. На семинаре Н. И. Толстого по славянским древностям я делала доклад о погребальном обряде (это была тема моего диплома). Совсем в конце моей речи дверь аудитории открылась — и вошла страннейшая группа людей. Двухметровый черный, как смоль, Игорь Авдиев. Рядом — маленький горбатый В. Цедринский. Любимый первенец Тихонов. Еще кто-то не совсем форматный. Веничка с плетеной авоськой (пластиковых пакетов тогда не знали), в которой звенели две-три бутылки портвейна и батон за 13 копеек. Никиту Ильича это ничуть не смутило. Он приветливо пригласил их сесть и сказал мне: “Ну, Оля, теперь для вновь пришедших расскажите все с самого начала, хотя бы вкратце”. Н. И. Толстому нравились “Петушки”. Потом я привела Веничку к нему в гости, и Н. И. достал для дорогого гостя семейную посуду с гербом (нечасто он ее доставал!)».

Ерофеев В. Мой очень жизненный путь. С. 544.

Фрейдкин М. Каша из топора. С. 305.

Реакция Бориса Сорокина на этот рассказ о Ерофееве такова: «По-моему, это чушь совершенная про клуб самоубийц. У него был клуб женщин, но это никакие не самоубийцы. Они все назывались по цвету: Оранжевая, Серая, Зеленая, Белая, Розовая... Зимакова была Черная, она всегда ходила в черном...» Процитируем также фрагмент из мемуаров Игоря Авдиева, в котором речь явно идет о Пеньковском: «Один преподаватель как-то остановил меня и спросил: “Вы, кажется, знакомы с Ерофеевым?” Сознаться значило стать изгоем и изгнанным из института. Я сказал: “Знаком”. Он, улыбаясь: “А вам не страшно? Ведь Ерофеев поставил себе в жизни цель: привести к самоубийству сто человек?!” — “Почему сто?” — глупо удивился я». Анна Авдиева, вдова Игоря Авдиева, рассказала нам: «Насчет клуба самоубийц — Игорь об этом говорил. Сам он, как я понимаю, в момент знакомства с Ерофеевым был молодым человеком с раздраем в голове и, возможно, находился в том периоде свой жизни, который у некоторых сопровождается мыслями о самоубийстве. Собственно, он об этом мне так и рассказывал. Что когда ехал в поезде-электричке, бес ему нашептывал, что — отличный выход, шагнуть на ходу. Возможно, Игорь свои мысли и чувства поведал Вене, на что тот ему сказал (наверное) что-то вроде “э-э-э... дурак” и дал почитать Евангелие. Это факт — и Игорь не раз это вспоминал, что, наоборот, Веня его спас от шага в пустоту. Этот эпизод он рассказывал как раз в опровержение слухов о “клубе самоубийц”. И возможно, это было одной из причин, почему он так обожал Веню».

Ерофеев В. Мой очень жизненный путь. С. 512.

Ерофеев В. Мой очень жизненный путь.

Про Веничку. С. 154.

Шталь Е. Москва — Владимир — Петушки: Университеты Венедикта Ерофеева // Независимая газета. 2004. 12 августа.

«Заключались пари: придет ли он в тапочках на первое занятие?» — вспоминает Борис Сорокин (радиопрограмма «Говорит Владимир»).

Ср. в воспоминаниях Бориса Сорокина: «У нас были дикие тогда некоторые экзамены. Например, “кинодело”. И его выгнали из-за кинодела». — О. Л., М. С., И. С.

Шталь Е. Москва — Владимир — Петушки: Университеты Венедикта Ерофеева.

Там же.

Ерофеев В. Записные книжки 1960-х годов. С. 166.

Ерофеев В. Записные книжки 1960-х годов. С. 159.

Там же. С. 457.

«...Во всей земле, от самой Москвы и до самых Петушков — нет ничего такого, что было бы для меня слишком многим...» (145).

Взять, например, «гуманное место» из главки «Москва. Ресторан Курского вокзала»: «Отчего они так грубы? А? И грубы-то ведь, подчеркнуто грубы в те самые мгновенья, когда нельзя быть грубым, когда у человека с похмелья все нервы навыпуск, когда он малодушен и тих?» (128). Этот пассаж явно отзывается на выписанное из В. Розанова и процитированное в эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика»: «Грубы люди, ужасающе грубы, — и даже по этому одному, или главным образом поэтому — и боль в жизни, столько боли» (311).

Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002. С. 494.

Шопенгауэр А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 2. М., 2001. С. 485.

Ницше Ф. Сочинения: в 2 т. Т. 1. М., 1990. С. 66.

Говоря о «дионисическом начале», Ницше использует «аналогию опьянения» и говорит о «влиянии наркотического напитка» (Там же. С. 61).

Ницше Ф. Т. 1. С. 66.