Юрий Ревич - Михаил Анчаров. Писатель, бард, художник, драматург

Интересно, что в этой среде практически не имели распространения официальные советские песни, даже вполне достойные, вроде упомянутых лирических военных или песен из кинофильмов. Поэт Исай Кузнецов в своих воспоминаниях [160] [160] Кузнецов И . О молодость послевоенная… // Вопросы литературы. 2001. № 4. свидетельствует: « Чисто советских песен не пели. Не сознательно, нет. Просто — не пели ». Иными словами, не пели ничего из того, что звучало по радио (вспомним, как «Глобус» резко выпал из самодеятельного репертуара, получив официальное признание). Тем более что мы на этих страницах вспоминаем лучшие образцы советской эстрады, а в целом ее картина была вполне серая, скучная и полная официального натужного пафоса. Официальные песни проникали в фольклор лишь в виде переделок для шуточных гимнов и как часть распространенных в то время в студенческой и научной среде самодеятельных спектаклей-капустников. Например, на химфаке МГУ (а через него — и в некоторых других химвузах страны с соответствующими переделками текста) был распространен такой гимн химиков на мелодию «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» [161] [161] Мелодия этой песни, написанной в 1923 году, настолько запоминающаяся, что она проникла в Германию, где на ее основе в конце 1920-х появилась аж два варианта гимнов: марксистский и нацистских штурмовиков Юлиуса Рёма. Есть некая ирония в том, что штурмовики, ярые антисемиты, распевали гимн, оригинал мелодии которого написан киевским евреем Юлием Хайтом. :

Мы рождены, чтоб вылить все, что льется,

Рассыпать то, чего нельзя пролить.

Наш факультет (как вариант — «институт») химическим зовется,

Всю жизнь мы будем химию любить!

Все выше и выше, и выше

К вершинам наук мы идем.

И если с пути не собьемся (хор эхом дополняет: «сопьемся!»),

То значит, получим диплом.

Кроме того, по понятным причинам отсутствовали песни, затрагивающие политические темы. Политики избегали подсознательно — за это могли наказать и очень крепко. Она вошла в городской фольклор лишь на гребне оттепели, в конце пятидесятых с появлением песен Юза Алешковского (« Товарищ Сталин, вы большой ученый… ») и затем, конечно, Александра Галича. Известна частушка, которая могла появиться еще в тридцатых: « Ах, огурчики-помидорчики / Сталин Кирова убил в коридорчике », но, скорее всего, это позднейшее творчество — вплоть до ХХ съезда (не исключено, что после него тоже) за произнесение этих строчек вслух можно было угодить под расстрельную статью, и все советские граждане это прекрасно понимали. Максимум, что позволяли себе произносить вслух (но вполголоса и в проверенной компании) тогдашние студенты, были сравнительно безобидные куплеты вроде:

Лаврентий Палыч Берия

Не оправдал доверия,

И от министра Берия

Летят и пух, и перия!

Неотъемлемую часть городского фольклора составляла также возникшая на рубеже сороковых — пятидесятых туристическая песня, об обстоятельствах появления которой стоит сказать несколько слов отдельно.

Самодеятельный туризм (а другого в советской стране до некоторых пор, можно сказать, и не было) стал отечественной формой эскапизма, охватившего мир после Второй мировой войны. « Туризм в эти годы был не только и не столько спортом и развлечением, сколько мировоззрением », — свидетельствует современник [162] [162] См. Ронкин В . Магнитофонный самиздат ( ronkinv.narod.ru/brd.htm ). . Всеобщий послевоенный кризис мировой культуры на Западе привел к появлению хиппи, сквоттеров, битников, что в конце концов вылилось в молодежные бунты конца 1960-х. У нас ту же нишу заняли куда более безобидные туристы, альпинисты и байдарочники. Не было, наверное, ни одного студента 1950–1960-х, который хоть раз не поучаствовал бы в туристическом или альпинистском походе.

Упомянутый кризис мировой культуры заключается в словах «после Освенцима» — это название одной из глав «Негативной диалектики» немецкого философа Теодора Адорно [163] [163] Теодор Адорно (Теодор Людвиг Визенгрунд Адорно, 1903–1969) — немецкий философ, представитель Франкфуртской неомарксистской школы (Макс Хоркхаймер, Герберт Маркузе, Эрих Фромм и др.), оказавшей большое влияние на становление движения «новых левых» в 1960-е годы. «Негативная диалектика» — один из основных трудов Т. Адорно. . В этой книге Адорно, в частности, констатирует утерю культурой неких устойчивых (абсолютных) оснований: « То, что могло произойти там, где живы все традиции философии, искусства и просветительского знания, говорит о чем-то значительном, а не просто о том, что дух, культура не смогли познать человека и изменить его. <���…> После Освенцима любая культура вместе с любой ее уничижительной критикой — всего лишь мусор. <���…> В своих попытках возродиться после всего того, что произошло в ее вотчинах и не встретило сопротивления, культура окончательно превращается в идеологию… Тот, кто ратует за сохранение культуры, пусть даже виновной во всех грехах, пусть даже убогой, тот превращается в ее сообщника и клеврета; тот, кто отказывается от культуры, непосредственно приближает наступление эпохи варварства; и именно в этом качестве культура и разоблачила самое себя… » Известный отечественный философ Владимир Порус, рассказывая об эволюции философии науки в ХХ веке, поясняет [164] [164] Порус В. Н . К вопросу о междисциплинарности философии науки // Порус В. Н. У края культуры (философские очерки). М.: Канон+; РООИ «Реабилитация», 2008. С. 374. Владимир Натанович Порус (р. 1943) — известный советский и российский философ, доктор философских наук, профессор. Руководитель Школы философии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ. : « …перевернулись и несущие конструкции культуры. Перевернулись и не обрели новую устойчивость. Более того, в XX веке укрепилась идея о социально-исторической относительности этих конструкций, которая затем выродилась в отношение к культуре как к декорациям, меняющимся вместе со вкусами публики или с причудами некоего режиссера. В конце века уже стали как о чем-то неизбежном говорить о “конце культуры”, о “посткультурной действительности”… »

Этот кризис устоев европейской цивилизации начался еще после Первой мировой войны, когда заговорили о «потерянном поколении». Идеи эскапизма, ухода от тяжелого царства несвободы в личное пространство, столь ярко проявившиеся еще в романе Хемингуэя «Прощай, оружие», после Второй мировой получили ряд мощных дополнительных импульсов, сошедшихся в знаменитом романе Дж. Сэлинджера [165] [165] Джером Дэвид Сэлинджер (1919–2010) — американский писатель, автор новелл и рассказов, а также единственного романа, который в англоязычном оригинале назывался «Ловец во ржи» (The Catcher in the Rye, 1951). Роман послужил манифестом молодежной контркультуры 1960-х и до сих пор регулярно переиздается. «Над пропастью во ржи». Если герой хемингуэевской «Фиесты», написанной в промежутке между войнами, ищет «настоящих людей» (и, как ему кажется, находит) в совершенно оторванной от реальной жизни области — среди матадоров, ежедневно рискующих жизнью на потеху публике, то герой Сэлинджера идет гораздо дальше — он старается вообще порвать с обществом, которое не может ему предложить никакой достойной цели. Интересно, что сам автор романа пошел по стопам своего героя — гонорары за многочисленные переиздания позволили ему сорок лет прожить затворником в уединенной местности (городок Корниш в штате Нью-Гемпшир), в деревянном коттедже, куда доступ любопытствующим и журналистам был закрыт.