Наталья Варлей - Канатоходка

Приходили Саркисовы – сам Саркисов был тайно влюблён в мою красавицу-маму, а его жена, Ира, вовсю кокетничала с моим отцом, причём это был, похоже, «секрет Полишинеля», если даже я, ребёнок, это понимала, – но, видимо, это добавляло в настроение элемент игры – все любят всех! Обязательно была пара Лапицких – глава семьи, Филипп, работал главврачом детской больницы. Всегда на домашних празднествах присутствовал папин друг, капитан Анатолий Качарава с женой Назо (я уже рассказывала о них немножко).

Добавлю только, что у самого Качаравы когда-то, по его рассказам, была неземная любовь со знаменитой кинематографической красавицей Нато Вачнадзе. И якобы она летела к возлюбленному Анатолию на свидание, но самолёт разбился и все погибли…

Капитан долго был безутешен, а потом женился на Назо и постоянно всех спрашивал с восторгом: «А правда, она похожа на Нату?»

И никто не решался ему сказать, что ничего общего, – Назо была большая, толстая, очень домашняя, вкусно готовила и, несмотря на любовь к пению, артистичностью не обладала…

Все веселились в большой гостиной. Играли на пианино (том самом!). Пели, танцевали под патефонные пластинки: тогда очень модной была песня: «Мишка-Мишка! Где твоя улыбка, полная задора и огня? Самая нелепая ошибка – то, что ты уходишь от меня!..» Компания подпевала…

Отец с успехом демонстрировал свои нереализованные актёрские таланты: показывал какие-то сценки с переодеванием, что-то там было из репертуара Аркадия Райкина; читал придуманные им самим монологи, пел, рассказывал анекдоты. Все хохотали…

Потом раздавался тонкий-звонкий голос мамы: «Давайте выпьем!» – призывала она. Раздавался звон бокалов, звяканье посуды…

А я в это время дожёвывала очередной кусочек колбаски, сочиняла стихи или мечтала о будущей жизни…

Так вот. В то утро мне стало нехорошо – затошнило, заболел живот. Решено было, что в школу я не иду. А так как мама и бабушка всю жизнь панически боялись аппендицита (ни мне, ни сестрице, ни впоследствии нашим детям и внукам не разрешалось грызть семечки – из боязни аппендицита; естественно, все грызли – тайно от надзора; но бабушкины страшилки, всегда начинавшиеся со слов «а вот один мальчик» – дальше следовала кровавая история про то, как непослушному мальчику, грызшему семечки и орешки, в конце концов «врачи разрезали живот», – помню до сих пор), то в злополучное утро они моментально поставили мне диагноз. То есть все последующие приезды врачей и их консультации были не так уж и важны…

Отец в ту пору уже был председателем Мурманского горисполкома (мэром, по-нашему, по-сегодняшнему!), поэтому врачи шли косяком. Последним приехал местный светила, папин друг, доктор Гершкович. К этому времени предыдущие эскулапы так намяли мой бедный живот, что он совсем разболелся. Гершкович ещё не успел ко мне прикоснуться, а я уже взвыла!.. «Аппендицит!» – вынес он окончательный вердикт. В доме началась паника…

Вскоре машина везла меня в больницу. Консилиум врачей постановил, что при ревматизме и ревмокардите общий наркоз противопоказан, поэтому решили заменить его местной анестезией…

На каталке меня привезли в операционную, положили на стол и всадили в живот дико болезненный укол. Я стерпела. Я умею терпеть боль, как партизан…

Прямо перед моими глазами высоко на стене висели часы. Я засекла время и деловито спросила врачей, сколько будет длиться операция. «Десять минут!» – не моргнув глазом соврали мне глупые врачи. (Конечно, чего уж там, – ребёнок, «сюси-пуси»…) И начали резать. Операция пошла…

Я всё чувствовала: как они какими-то клещами пытаются подцепить этот, подозреваю, вовсе в том не нуждающийся аппендикс и отщипнуть его. А он не давался, ускользал… Попытки (а точнее, пытки!) повторялись. Всё это было чудовищно больно. Боль отдавалась в мозгу так, что даже зубы болели… Я терпела. И смотрела, не отрываясь, на часы…

Через десять минут я строго спросила, почему время вышло, а операция не заканчивается. Врачи не ожидали. «Сейчас-сейчас…» – фальшивым голосом сказал кто-то из них…

Когда вышли и одиннадцать минут, я завопила: «Вы меня обманули!» Рыдать от боли мне было стыдно, а вот рыдать, уличая в обмане, почему-то не стыдно! Вроде бы теперь я борец за правду…

Прервав партизанское молчание во время пыток, я заорала уже во весь голос: «Вы меня обманули! Сказали, что десять минут!..» И надрывала голосовые связки все пятьдесят минут (!!!), пока длилась операция. Пока не зашили, я всё орала диким голосом…

А за дверью, в вестибюле, рыдала мама…

Конечно, о Мурманске у меня есть и много светлых воспоминаний. Например, мне невероятно повезло с педагогом по фортепиано. Его звали Михаил Наумович Гринберг. Он был некрасивый. Рыжий. Великий!..

Я ходила в музыкальную школу, которая находилась в нашем дворе. И занятия музыкой с Михаилом Наумовичем были настоящим счастьем!.. Так почему же я потом резко забросила занятия, почему много лет не подходила к инструменту? Попробую издалека…

Каждый год в самом конце мая мы из Мурманска уезжали – сначала на месяц в Сочи. Потом – на два – в наше любимое подмосковное Аносино…

К учебному году возвращались в Мурманск, где в это время отцветала короткая золотая осень… Невероятно красиво: карликовые берёзки и осины с ещё не опавшими листьями фантастических, сказочных расцветок. А среди этой красоты – невероятное, нереальное изобилие грибов…

И целые поляны ягод: черники, брусники, костяники, голубики, морошки…

Мы ездили собирать грибы и ягоды…

Это было как-то даже неправдоподобно, как во сне: только выехали за черту города – и сразу с обочины в этот карликовый лес, а там можно и не ходить. Не сходя с места, два раза обернулся, как в сказке, вокруг своей оси – и полно ведёрко крепеньких, совсем не карликовых, абсолютно не червивых – белых, подосиновиков, подберёзовиков. А остальные можно не брать…

И полная корзинка крупных сочных ягод… Восторг!.. Бабушка и мама потом грибы солили, мариновали, сушили, жарили, варили из них супы…

А ягоды, те, что не съедались сразу, шли на компоты, варенья, начинки…

Ну вот, опять отвлеклась… Я-то собиралась рассказать о Сочи, городе, перевернувшем мою жизнь…

Впервые попав в Сочи, я испытала два потрясения: море и цирк!.. С морем я познакомилась ещё во чреве матери, но по-настоящему увидела его и почувствовала именно там, в Сочи…

Оно вошло в вагон поезда рано утром, ещё на подъезде к городу, в открытое окно – запахом соли, водорослей и ещё чего-то, чем пахнет только море…