Наталья Варлей - Канатоходка

Из окна вагона изумлённо смотрела я на это удивительное Божье творение…

Когда в Сочи мы подошли к берегу, я долго стояла как вкопанная, заворожённая чудом!.. К морю с тех пор я всегда относилась и отношусь как к живому, всё понимающему и справедливому (а потому имеющему право покарать!) Существу, воплощению Божьего величия и Его воли… Море я не просто люблю. Я его уважаю. Я с ним разговариваю. Советуюсь. Боюсь…

А цирк?!. Когда впервые в жизни я попала в Сочи на цирковое представление, мне понравилось всё, но УВИДЕЛА я двух прекрасных женщин: в первом отделении – парящую под куполом на трапеции-луне в белом сплошном трико, с гладко зачёсанными зеркально-блестящими чёрными волосами – невероятную, неземную, волшебную Раису Немчинскую!.. А во втором отделении – нежную и беззащитную блондинку с мушкой на щеке, Маргариту Назарову, перед которой, когда она выходила на арену, падали, восхищённые её красотой и женственностью, превращаясь в огромный полосатый ковёр, на который она победно запрыгивала и изящно ложилась, – громадные, клыкастые тигры!..

Я была сражена! Я поняла, для чего родилась – вот так парить под куполом и говорить на одном языке с тиграми!!!.. Когда я сообщила об этом родителям, они поулыбались друг другу, как всегда считая, что я не вижу их перемигиваний и улыбок «в усы», и промолчали. Понятно было, о чём они синхронно думают: «Рассосётся. Какой ещё цирк с ревматизмом, ревмокардитом, освобождением от физкультуры и панической боязнью высоты!..»

Но я для себя уже поставила цель, и свернуть с дороги было просто некуда… Правда, я не знала, с какой стороны к этой цели подступиться. Тогда сама жизнь начала предлагать мне свои подсказки…

В Сочи мы снимали комнатку у Елизаветы Зиновьевны Пешковой, дочери того самого Зиновия, незаконного (по другой версии – приёмного) сына Алексея Максимовича Горького (Пешкова).

Она была человеком удивительным, потрясающей личностью, невероятно образованной и интеллигентной, хотя судьба сделала всё для того, чтобы её сломать…

Много лет прожив с мужем-дипломатом на Капри, она наконец вернулась с ним и двумя маленькими сыновьями – одним грудным, а вторым двухлетним – в СССР.

Мужа сразу арестовали, и больше она никогда его не видела. Её с младшим сыном Алёшей отправили, как жену «врага народа», по этапу. Старшего, двухлетнего Сашу, забрали, и на несколько лет она его потеряла, найдя спустя годы у дальних родственников.

Когда Саша был уже взрослым, она потеряла его ещё раз, и теперь навсегда, – он попал под машину…

К тому моменту, когда мы с Елизаветой Зиновьевной познакомились, она уже пережила эти страшные трагедии: этап, известие о том, что мужа репрессировали, гибель Саши…

И тем не менее, несмотря на перенесённые несчастья и несмотря на то, что она жила в очень стеснённых условиях, она была настоящей леди: спину держала прямо, была всегда приветлива, говорила на нескольких языках, а на русском – с французским грассированием…

Работала «леди» в поликлинике, в регистратуре, – какая уж там зарплата!.. Поэтому она сдавала две свои комнатки на лето, а сама жила в пристройке – сарай сараем. Туалет – не просто во дворе, а один на несколько домов…

Ну и что!.. Когда живёшь почти в раю – и до моря идти минут пять, а над большим общим столом, за которым мы все вместе завтракаем и ужинаем, висит настоящий виноград, – при чём тут туалет?!.

Елизавета Зиновьевна жила в гражданском браке с Виктором, очень простецким на её фоне мужичком, к тому же лет на десять моложе. Тогда как-то не приняты были неузаконенные и разновозрастные взаимоотношения, и Елизавета Зиновьевна говорила, что Витя – её племянник. Но мы всё понимали…

К моей мамочке Елизавета Зиновьевна относилась с большой симпатией и нежностью. И даже когда выяснилось, что юный Алексей, её младший сын, влюбился по уши в мою маму и начал за ней серьёзно ухаживать: дарил цветы, приглашал на прогулки, краснел-бледнел (но мама была так хороша, что не влюбиться было невозможно!) – Елизавета Зиновьевна аристократически «ничего не заметила». И мамочку продолжала любить.

Со мной она занималась итальянским языком…

Это было время повальной любви к мальчику Робертино Лоретти. Изо всех окон звучала «Джамайка». У меня даже сохранился карандашный портрет маленького певца, который я нарисовала в порыве сильных чувств. Конечно, я знала все его песни, которые можно было услышать у нас – на пластинках, в радиопередачах…

И у меня появилась мечта: когда-нибудь с Робертино встретиться. Ну, а если мы встретимся… а он по-русски не говорит, а я не знаю итальянского?!. Вот я и учила язык. До сих пор у меня хранятся учебники и словари. Но моей единственной учительницей итальянского была Елизавета Зиновьевна Пешкова.

Мама передала мне эстафету дружбы, и, несмотря на большую разницу в возрасте, я дружила с этой уникальной женщиной до самой её смерти… Она несколько раз приезжала в Москву…

Последний приезд был печальным – она знала, что умирает от рака, и приехала на Каширку для консультации (надежда умирает последней!)… Виктор к тому времени женился на молодой девахе – кто бы сомневался!.. Елизавета Зиновьевна прощалась с нами, с жизнью… Она очень сдала, но спину держала всё так же – безупречно прямо…

Поток сознания всё время уводит меня от «магистральных» тем. Но о Елизавете Зиновьевне я не могла не рассказать. И жаль, что так мало… Я надеюсь, у меня ещё будет возможность написать о её горькой и всё равно прекрасной, как она сама, жизни…

А теперь опять о цирке…

Однажды в Сочи, поссорившись с мамой и бабушкой (что-то там мы не поделили со зловредной Иркой, а они, как всегда, встали на её сторону!), я ушла «куда глаза глядят»… Глаза, вообще-то, никуда не глядели из-за наворачивающихся слёз, а вот ноги привели меня к цирку…

Тогда в Сочи ещё был цирк-шапито с брезентовым куполом. В цирке шло представление. Играл оркестр… Звучала барабанная дробь (я уже знала, что это означает: кто-то сейчас будет выполнять опасный трюк!)… Гремели аплодисменты… Пахло опилками и конюшней – волнующий запах цирка, волшебства, смелости… Поскольку стояла южная жара (а кондиционеры тогда ещё не изобрели), боковые проходы были открыты… Я приблизилась к ним, но войти не решилась – так и стояла за чертой…

И тут ко мне подошёл немолодой человек и спросил: что, мол, ты здесь стоишь, девочка, не хочешь ли посмотреть представление?.. Я посмотрела на доброго дядю, удостоверилась, что он не смеётся надо мной, и, не веря своему счастью, прошептала, что «конечно, очень хочу»… Он взял меня за руку, провёл через проход внутрь цирка и усадил в первом ряду!.. Это был директор Сочинского цирка по фамилии Пищик…