Анатолий Маляр - Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период

Надоедливая внучка мясника Тайчера подходила к подоконнику со стороны двора, вытягивала указательный палец в сторону игроков и дразнила их:

— Буркулёз, дырки, дырки!

Это было привычно, и пацаны плевали в сторону пятилетней Белочки, внучки Тайчера, как в урну. Разукрашенный подобно новогодней елочке ребенок бежал жаловаться своей бабушке: «Они на мене нахаркали!»

Бабушка Тайчер, спотыкаясь, бежала к окну:

— Ви, букулезники, зачем нахаркали на рыбенка?

— Забери, бабка, свою дуру от нас, — успокаивал бабулю Шурик-Жопа. — Я опять из-за нее проиграл.

Шурик зажмурился в ожидании шалобана по лбу от Бени. Получив заработанный увесистый щелчок, Шурик кричал истерически:

— Уйди, старая дура!

— Это я — старая дура?!

— Ты! Ты!

— Поприходили до нас усякие байструки со всей Одессы, вот придет папа Белочки, будете мине знать!

Зять Тайчеров приходил к своей жене с дочками редко. Он кого-то боялся, и иногда поздно вечером негромко стучал в окно их комнатки. Потом выходила его жена, и они долго шептались о чем-то секретном.

В левой парадной на третьем этаже проживала еврейская семья, побывавшая в Слободском гетто, и каким-то чудом избежавшая расправы.

Женщина средних лет с ярко выраженными семитскими чертами лица жила в одной полутемной комнатке с дочерью своей сестры, Инной. Мама ребенка не спаслась, и перед смертью сумела передать дочку ей на воспитание. Девочке было около десяти, она росла красивым стройным ребенком, и выглядела несколько старше своих лет.

Отношение племянницы с тетей были сложными, даже натянутыми. К этой семье «родная советская власть» относилась не лучше, чем к тем, кто просто «побывал на территории, временно занятой врагом». С началом учебного года тетя сделала, что смогла: купила портфель, тетради, и отправила Инну в школу, сидеть за одной партой в первом классе, рядом с сопливыми соученицами.

Девочка стала пропускать уроки, а вскоре и вовсе перестала на них ходить. У нее завелись «кавалеры» — Инне было с ними интересно. Она стала приворовывать дома, тащила все, что можно было продать на Привозе, включая упомянутый портфель с тетрадками.

После нескольких громких скандалов Инна ушла из дома скитаться с беспризорниками. Ее часто можно было видеть лежащей в Привокзальном скверике на травке в компании чумазых пацанов. Изредка Инна появлялась во дворе, но к своей тете не заходила. В подвал родного дома ее загоняла осень.

Потом она стала исчезать надолго, видимо, «отбывала срока». Появлялась с каждым разом все более приблатованной, каждый раз создавая из всякого тряпья уют в дворовом подвале. Каким-то образом Инна умудрилась познакомиться с официантом из ресторана «Красный», который ее «прибарахлил», и стал использовать в качестве проститутки, предлагая подпитым клиентам ее качественные услуги.

Ранней весной, теплым вечером, наша компания азартно играла в «очко» на своем привычном месте. К нам подошел прилично одетый молодой человек, представился официантом из «Красного», и попросил указать место проживания Инны. Мы показали гостю вход в подвал, куда солидный парень и проследовал.

Официант пробыл в гостях долго. Потом раздались крики, визг, и элегантный молодой человек вылетел из подземелья, как пробка из бутылки шампанского. Его ноги даже как будто опережали туловище, а голова была разбита до крови. Этот необдуманный поступок лишил Инну привычного заработка, и пришлось ей опять выискивать кусок хлеба.

На следующий день мы угостили ее свежеукраденными из окна столовой горячими пирожками и продолжили свою игру. К вечеру пацаны разошлись по домам. С Инной остались мы с Витей-Беней. «Подруга» стала нас уговаривать спуститься в подвал, к ней в гости. Мы побаивались, но она нас раззадорила. Разрешила себя пощупать, и нам ничего другого не оставалось, как пойти.

В подвале было сыро, темно и тихо. Потом Инна очень спокойно, почти шепотом, спросила: «Ну, кто первый?» Витя зажег спичку. Инна сидела на тряпках зажмурившись, откинувшись спиной на сырую стенку подвала, с ногами, раскинутыми в стороны. Не сговариваясь, мы бросились бежать по лестнице назад, толкая друг друга. Выскочили на улицу в возбужденном состоянии, бестолково переговариваясь.

Потом побежали во двор 26-го дома, где на первом этаже жил наш уличный товарищ Марек. Он был старше нас и уже знал толк в таких делах. Марек тут же откомандировал нас за Толиком Титом. Они, как старшие, посовещавшись, пошли в гости к Инне.

Какое-то время «опытные ебаки» совместно оплачивали ее недорогие услуги, пока Тит не обнаружил, что «намотал на винт» трихомонаду. Марек не заболел, он был обрезанный, а Толику пришлось долго лечиться.

Потом Инна пропала в очередной раз. Появилась возле родимого двора через несколько лет. Выглядела она спившейся старухой, ходила по забегаловкам вместе со старым ханурем, который распоряжался ею, как своей собственностью — сдавал внаём таким же ханыгам. На лице спившейся женщины появился глубокий резаный шрам, было видно, что рану грубо зашивали.

Проживала эта странная семья на чердаке высокого серого дома на углу Жуковского и Екатерининской. Еще через несколько месяцев Инна и ее муж исчезли с нашей улицы, и больше никогда не появлялись.

Впервые возвращалась с промысла китобойная флотилия «Слава» в родной порт. Население Одессы высыпало на бульвар, в парк Шевченко, к входу в порт. Мы с Толиком Титом протиснулись в толпе к Портклубу.

Флотилия причаливала, и малые промысловые суда с гарпунными пушками выстраивались борт к борту. Моряки-китобои выскакивали на берег, радостно обнимая своих жен и детей после долгого плавания. Толпу, в которой мы очутились, понесло к главным воротам порта, от них в разные стороны побежали охранники и милиционеры. Наверное, вовремя.

Толпа, прорвавшаяся в порт, веером рассыпалась по проезжей части, и направилась к китобойной флотилии. Никто не завидовал упавшим. Нам повезло — ноги выручили. Одними из первых мы с Толиком оказались на малых китобойцах, пробежали мимо пушек на носу, потом вместе с пацанами направились на корму одного из судов. Там уже громили энзэ пацаны нашего возраста.

Ящики с тушенкой и сгущенкой разлетались в щепки, содержимого хватало всем. Сколько банок можно рассовать по карманам, кинуть за пазуху? А потом — хоть плачь — консервов на корме видимо-невидимо! — пришлось прорываться назад, в порт.

Видели, как выталкивают через иллюминаторы одежду китобойцев пацаны с Канавы, но ждать, пока нас затолкают насмерть, было нельзя. Не думали мы о шмутках, нам бы жратву донести домой… Навстречу бежали зеваки, до того наблюдавшие за швартовкой «Славы» с бульвара, и упустившие свой шанс. Руками мы крепко держали содержимое «пазухи».