Джесси Финк - AC/DC: братья Янг

А второй – это старый соавтор, Стиви Райт, который после распада The Easybeats скрывал героиновую зависимость и испытывал спад карьеры (одно время он даже мужской одеждой торговал). Ему подарили лучшую, возможно, песню Ванды и Янга – 11 минут и 8 секунд, три части, называется – “Evie”. По легенде, написана она о дочери Джорджа, Иветте. Крис Гилби подтверждает это: «Джордж в то время говорил, что на “Evie» его вдохновила его собственная дочь действительно. Но я склонен думать, что здесь блестящая идея песни потребовала названия из двух слогов».

В интервью 2004 года для The Age Ванда ничего не захотел говорить о смысле песни: «Многие годы нас всё спрашивают и спрашивают, о чём эта песня. Мы никогда не отвечали и теперь ответа не дадим».

Песня, между тем, не должна была быть такой длинной. Поначалу было три разные песни, но вот в студии они естественным образом срослись в одну.

Как и «Good Times», «Evie» стала хитом волей случая. Но в контексте карьеры авторов песен Ванды и Янга она стала гораздо более значимой, потому что её предложили старому коллеге по группе под присмотром Теда Алберта. Этот их альтруистский жест – своего рода компенсация за ту душевную травму, которую нанесли Райту, исключив его из авторов группы The Easybeats, когда опытный Ванда стал соавтором Джорджа.

Опитц считает, что именно на этой песне «Джордж и Гарри очень хорошо размялись». Даг Талер полагает её «невероятной, удивительной работой авторов». Шел Талми говорит, что она «очень напоминала то, что я делал с The Who и The Kinks». А Сноуи Флит говорит, что до сих пор песня так его трогает, что, когда он её слышит, то «ком в горле».

«Это, чёрт возьми, очень классная песня», – говорит Райт, подтверждая, что это именно та песня, которой он гордится более всего. А в то же время медленная часть, вторая, его никогда особенно не убеждала.

«Я говорил: “Джордж, все подумают, что это Энгельберт Хампердинк или ещё кто. Но я, как обычно, оказался не прав”».

Так неправ, что песня занимала первое место австралийского хит-парада 6 недель и не выпадала из чартов полгода.

В 1974 году стала набирать популярность ярчайшая группа Queen. Все сходили с ума по рок-операм: «Иисус Христос – суперзвезда» (в местной постановке пел Райт), «Взлёт и падение Зигги Стардаста и пауков с Марса», «Берлин» Лу Рида и «Квадрофения» The Who.

Камбек-альбом Райта Hard Road – шесть его песен и три авторства Ванды и Янга – предполагал большие амбиции и широкий взгляд. Предполагалось, что «Evie» должна показать: и в Австралии умеют писать рок-саги в лучшем виде.

И в истории AC/DC эта песня стала очень важной – потому, что соло в рокерской первой части сыграл юный, почти подросток, Малколм Янг.

«Вот с этого всё и началось, – говорит Опитц, – там Малколм получил уверенность в себе – он старше Ангуса, он вырос, Джордж его наставник, то есть он – успешный старший брат. Малколм просто очень хотел быть в рок-группе. Не стоит, думаю, сбрасывать со счетов этот момент взросления».

Влияние Райта распространилось и на Бона Скотта. Это он сам, икона AC/DC, признал в 1978-м: «The Easybeats – последняя настоящая рок-любовь моя. Мы подхватили там, где они остановились».

Два года спустя, по словам Райта, его попросили стать фронтменом AC/DC во второй раз.

«После смерти Бона Скотта они попросили меня присоединиться к AC/DC. Я сказал: «Не могу, у меня не такой диапазон, как у Бона, не вижу, как поменять тональность». Как это случилось. Джордж мне предложил. На углу <���сиднейской> Кингс-Кросс было кафе. Он меня туда пригласил, потому что они там рядом играли в баре каком-то занюханном. И он сказал: «Сейчас я тебе сообщу кое-что». Так что я присел. И он сказал: «Можешь «нет» сказать, как хочешь. Я всё пойму, сам знаешь». Я говорю: «Ну проси». И он попросил. А я говорю: «Ты вообще как сам, нормально?» Но вот по причинам смены тональности я его предложение отклонил. Я к диапазону Бона даже близко не могу подобраться».

На поверхности история кажется неправдоподобной. В 1980-м, начать с того, AC/DC не играли ни в каком занюханном баре на Кингс-Кросс. Да, в начале 1974 года они были группой-резидентом в отеле Hampton Court на Бейсуотер-роуд. Вполне возможно, что у Райта в голове всё перепуталось.

«Этот случай действительно имел место – в начале 70-х, – говорил биограф Райта Гленн Голдсмит. – Дело было ещё до того, как Бон пришёл в группу, а группа искала замену первому вокалисту. Тогда AC/DC действительно играли концерт на Кингс-Кросс».

В 1979-м Райт был «чистым» и выздоравливающим от героиновой зависимости. Хорошо известно отвращение к тяжёлым наркотикам в рядах группы AC/DC, а Райта застукали за употреблением прямо в студии, где шла работа над его альбомом 1975 года Black Eyed Bruiser . Процесс возвращения на сцену, «камбек», закончился так же внезапно, как и начался.

«Карьера Райта как артиста, выпускающего альбомы на Alberts, на этом закончилась, – пишет Джейн Алберт в книге «Палата хитов: великая нерассказанная история музыкальной семьи номер один в Австралии». – <���Тед> Алберт, <���Джордж> Янг и Ванда когда узнали, что в деле замешан героин, то поняли, что продолжать не имеет никакого смысла. Они закрывали глаза на другие зависимости Райта, но к героину у них совсем другое отношение».

Как и у Ангуса, как и у Малколма.

В «Дороге в ад» Клинтон Уокер рассказывает, как у Скотта случилась передозировка героином в Мельбурне в 1975 году – в компании сестёр Джуди и Кристины Кинг. Мик Уолл пересказывает этот же эпизод в биографии AC/DC 2012 года с большей достоверностью. Мику Уоллу рассказывает бывший менеджер AC/DC Майкл Браунинг: «Что дело в героине – это для меня новость… братья видели закат Стиви Райта, который подсел на героин, так что это было жёсткое табу». Тем не менее ни один бывший участник AC/DC не подтвердил эту историю и того, что именно героин стал причиной. До настоящего момента.

«Я когда узнал, то, похоже, всё уже довольно далеко зашло, – говорит Марк Эванс. Мы тогда играли в Канберре, месте под названием The Harmonie Club, такое немецкое пивное заведение. Помню, я после концерта сижу на кровати в отеле, Banjo Peterson Motor Inn; бирка такая почти квадратная, изумрудного цвета. Я на неё смотрю и говорю Филу <���Радду>: “Что произойдёт-то?” На этой стадии уже возникли сомнения по поводу Бона. Давно ещё у него были проблемы, или передоз даже. Было просто увлечение… А Бон просто сделал неправильный выбор. Единственный неправильный выбор.

Честно говоря, не очень мне приятно об этом всём говорить. Но во что меня заставили поверить и во что я в итоге и поверил, это был очень-очень особенный, отдельный совершенно случай. <���Когда я играл в AC/DC> я не видел ничего, даже отдалённо напоминающего тяжёлые наркотики. Я помню, как всё случилось. Всё за закрытыми дверьми. Вот и всё».