Анатолий Маляр - Записки одессита. Часть первая. Оккупация и после

По дороге на Толчок просила милостыню красивая безногая женщина на двухколесной тележке, она играла на баяне и пела военные песни. Слепой мужчина держался за спинку тележки. У женщины были глаза, у мужчины руки и ноги. Она была штурманом, а он — тягловой силой. Перед тележкой лежала тряпка, в которую кидали мелкие деньги, средства их существования — плата одесситов за их потерянное здоровье и музыку.

Позже, до семидесятых годов, кто-то привозил слепого на Массив, где он почти все летние дни нежился под солнцем, руками ощупывая камни, перед тем, как окунуться в море. Так же, наощупь он выбирался из воды.

Много написано мемуаров нашими полководцами и командирами о своих подвигах на войне. Зато почти нет воспоминаний солдат, которых эти начальники так смело посылали штурмовать немецкие позиции, преодолевать заградительные минные поля и колючую проволоку. Наши полководцы за ценой не стояли, они в своих мемуарах описывали массовый героизм, прикрывая этим свои ошибки и преступления.

Не только в нашем городе, но и по всей стране тысячи безруких, безногих, слепых и умалишенных прославляли гений Сталина и Жукова… Они и в самом деле спорили между собой, маша обрубками рук и ног, в каких сражениях проявилась полководческая гениальность того или иного маршала или генералиссимуса… Спорили до драк. Потом усаживались на какие-то лохмотья под стены домов, и заглядывали в глаза прохожим: «Простите нам, что мы остались живы…»

Праздник Победы был очень шумным. По радиоточке Левитан много раз поздравлял оставшихся в живых… На улицах города толпились одесситы, радуясь победе, весне и солнцу. Не помню демонстраций, но точно отовсюду звучали торжественные слова о салютах в городах-героях и в столице нашей Родины — Москве.

Появилось много пьяных мужчин и женщин, которые наскребли какие-то копейки на дрянную водку без закуски… Танцевали на улицах, выкрикивали здравицы в честь Великого Вождя. Нам, пацанятам, нравилось всё, хотя в тот день не удалось ничем поживится на Привозе. Инвалиды веселились больше всех. Наконец-то Победа! Теперь все будет иначе.

Вечером засияло зарево цветных ракет и раскатилось громкое эхо салюта. Голодно и радостно одновременно, а в глазах людей — надежда…

Никогда наши люди не переставали верить словам Кормчего и его подручных. А они обещали, всегда обещали. После празднования Дня Победы в городе ничего не изменилось. Оказалось, что обманывать всех и долго — можно.

Наша компания продолжала осматривать все закоулки в надежде отыскать что-нибудь съестное или хотя-бы пустые бутылки. Во дворе костела мы нашли вход в подвальное помещение школы № 49, которая еще не работала. Там мы нашли двухъярусную железную кровать, на которой вместо постели были проложены старые газеты.

Была весна, и солнечный свет проникал в подвал. Ничего настораживающего нас не было, но внезапно, как по команде, мы выскочили оттуда и больше в этот подвал не заходили. Скорее всего, там поселились инвалиды войны или просто бездомные, которых в городе было очень много.

Несколько позже в этих подвалах организовали женское общежитие швейной фабрики. Входная дверь этого общежития выходила в сторону развалки, за школой № 117, между костелом и Ришельевской. Молодые работницы фабрики постоянно стирали свой немудреный гардероб в корыте, установленном возле входа в подвал. По поводу скудного выбора вещей никто не задумывался, потому что лучшего никогда не знали.

По вечерам девушки наряжались как могли и шли в город прогуляться по улицам, мимо разбомбленных домов. Все же лучше, чем сидеть в подвале. И не только они хотели пройтись по городу, который тогда не очень радовал глаз.

Повсюду лежали и сидели инвалиды, на них никто не обращал внимания. Это был отработанный материал, никому до них не было дела, они все это понимали, поэтому старались заработать на свои «боевые» сто грамм и забыться.

Днем калеки держали культяпками рук свои кружки, а кто мог — пилотки и просили у прохожих подаяния. Подавали им очень скудно, Одесса была тоже нищей.

Против типографии «Моряк», слева от дома № 21 по ул. Ришельевской, расположилась забегаловка, в которой их обслуживали. Там продавалась бочковая разливная водка, отпускалась она в тех количествах, за которые клиенты могли заплатить. Помещение было просторным [15] Позже в нем располагалась парикмахерская. . Подвыпившие инвалиды могли там постоять, поговорить.

Почти все они были бездомными, в забегаловке они коротали время, которого у них было много. Однажды мы с Ленькой и Витькой нашли в каком-то сарае несколько бутылок из-под воды. Отмыли их и сдали в будку, в которой продавали газировку [16] Отдельных пунктов приема стеклотары еще не было. . На заработанные деньги пошли в эту забегаловку попробовать водку.

Было нам от шести до семи лет. На наши деньги нам налили 50 грамм водки. Нищие засмеялись: наша смена растет, а продавец, наливая, даже не улыбнулся. Мы выпили, закашлялись, нам водка не понравилась. Больше мы туда не ходили.

Примерно за неделю до наступления советских праздников по центральным улицам города ходили строем моряки, курсанты училищ с духовыми оркестрами. Играли военные и революционные марши.

Громко били ударники огромными набалдашниками по большому барабану, прикрепленному ремнями к брюху. Надувались щеки тех, кто высовывал часть туловища и шеи через блестящие геликоны — они были похожи на больших равликов-павликов, бодро перебирающих ногами.

Отутюженные моряки, курсанты и солдаты шли красиво, а мы — оборванные босяки бежали по тротуару поближе к ним. Попрошайки-калеки, сидевшие вдоль стен уцелевших домов, приободрялись, наверное, вспоминая времена, когда они были здоровы и сильны. Кто смеялся, кто плакал пьяными слезами… Яркий солнечный свет отражался от меди музыкальных инструментов, аксельбантов, офицерских кортиков и солдатских алюминиевых кружек нищих инвалидов.

В праздничные дни рано утром по булыжной мостовой Ришельевской и Пушкинской проходили войска. Они замыкали колонны танков, танкеток, тягачей с пушками, которые двигались к Куликовому Полю. Туда нас не подпускали — слишком уж мы были шумными и неопрятными.

Потом начинался парад тружеников Одессы и морского пароходства. Несли красивые макеты кораблей, огромных станков и шарикоподшипников, и еще — большие портреты товарища Сталина вместе с флагами и меньшие по размерам портреты его соратников.

Колонны часто останавливались, трудящиеся танцевали, распивали заранее припасенную на такой случай водку, пели веселые песни.

Вместе с такой полупьяной толпой мы проникали на Куликово поле, где стояли рядами солдаты и милиция. Через отделенные ими коридоры трудящихся пропускали мимо трибуны, с которой через мощные репродукторы кто-то торжественно поздравлял их с праздником хорошо поставленным голосом.