Михаил Иванов - Япония в годы войны (записки очевидца)

Не ожидая особых указаний, некоторые из нас отправились в город, чтобы рассеять сомнения. Оказалось, что наряды японской полиции с утра перекрыли улицы, прилегавшие к американскому и английскому посольствам. Ворота их закрыты и надежно охраняются жандармерией, телефонная связь с посольствами прервана. Лишь в полдень на улицах Токио появились экстренные выпуски с правительственным сообщением о войне. Написано оно было тем высокопарным языком, каким, вероятно, составлялись императорские указы со времени легендарного императора Дзимму. С трудом удалось уловить главный смысл сообщения: движимый «любовью и заботой» о японской нации и народах «Великой Восточной Азии», его величество император Японии призвал народ к войне, чтобы «разорвать блокаду» Японии странами АБСД (АБСД – сокращенное обозначение Америки, Британии, Китая и Голландии).

К вечеру того же дня на центральных площадях и улицах Токио, перед дворцом императора, на перекрестке Тораномон, в парке Хибия, в районе книжных базаров Канда, возле университетов начали скапливаться толпы жителей столицы, много молодежи. Все возбуждены, в руках национальные флажки, слышатся звуки гимна и бесконечные возгласы «банзай!». Появились первые карикатуры на Рузвельта, Черчилля и Чан Кай-ши. С импровизированных трибун ораторы грозились «разбить до конца» англосаксов. В националистическом угаре некоторые крикуны призывали уничтожить всех врагов Японии, упомянув среди них и Советский Союз.

Пропагандистская машина была запущена на полный ход, чтобы создать впечатление всенародной поддержки развязанной войне. В отчетах газет мелькали сообщения о выступлениях лидера националистической организации «Общество черного дракона» Мицуры Тояма, председателя Тайного совета и руководителя реакционной организации Общество государственных основ Киитиро Хиранума, премьера и лидера военной группировки генерала Хидэки Тодзио, председателя Ассоциации помощи трону генерала Нобуюки Абэ, министра Мацуока, главы концерна «Кухара» и многих других.

В демонстрациях и разного рода сборищах участвовали главным образом резервисты, студенты, лавочники, ремесленники, чиновники, муниципальные служащие. Сейчас, да и тогда тоже было известно, что японская военщина долго и тщательно готовилась к «большой войне». Тысячи коммунистов и социалистов были брошены в тюрьмы и лагеря, распущены и запрещены профсоюзы, жестоким репрессиям подверглись представители прогрессивной интеллигенции. С помощью чрезвычайных законов и террора военщина запугала неустойчивую часть населения. Тем не менее боевой дух передовых отрядов японского пролетариата не был сломлен. В большинстве своем рабочие Токио и других промышленных городов, портовые грузчики, железнодорожники не вышли на митинги и демонстрации в поддержку войны. Сдержанно встретила весть о войне интеллигенция.

Столица точно на военном положении: в городе большое скопление войск, правительственный район и императорский дворец тщательно охраняются, улицы, ведущие в рабочие районы, мосты через реку Сумида перекрыты полицией. Власти явно опасались выступлений рабочих против войны. Хотя все последние месяцы в стране нагнетался военный психоз, трудящиеся Японии не хотели дальнейшего расширения войны в Азии, тем более войны против Советского Союза.

Каждому из нас, естественно, хотелось не упустить ничего важного в развернувшихся событиях. Поэтому и дипломаты, и рядовые сотрудники старались не засиживаться в кабинетах, а как можно больше бывать в городе, чтобы видеть своими глазами происходящее. Хотелось знать отношение местного населения к войне и к нам, советским представителям. Перед теми, кто проживал в городе на частных квартирах, остро встал вопрос о том, насколько безопасно оставаться там, не пора ли всем перебираться в посольство.

Мой сосед по городской квартире, прекрасный японовед Костя Иванов пригласил меня в тот день проехаться по окружной дороге, чтобы, как он любил выражаться, «послушать пульс» жизни простых людей Японии. Мы сели на ближайшей станции Симбаси на электричку и ездили до тех пор, пока не кончился срок годности оплаченных билетов. Было интересно наблюдать из окна вагона жизнь огромного города в первый день войны. На каждой станции часть пассажиров менялась, заполняя вагон взволнованным разноголосьем.

Публика, как никогда, возбуждена, на лицах вся гамма переживаний: от крайнего восторга до паники. У многих приподнятое настроение, они не скрывают своего ликования. Шутка ли, их маленькая страна объявила «священную войну» мировым колониальным державам – Америке и Великобритании. Неискушенных в большой политике людей поражала грандиозность замыслов военных руководителей Японии. Рядовому японцу упорно внушали, что до сих пор Япония всегда выигрывала войны. Если войну эту благословил сам император, то она непременно должна быть победной, а они, его подданные, ничего для этого не пожалеют, даже жизни. Примерно так рассуждали сидевшие по соседству пожилые японцы, видимо принявший нас за немцев – их союзников.

На станции Юракутё в вагон ввалилась новая толпа возбужденных пассажиров. Декабрьские сумерки рано наступают в Токио, и в полуосвещенном вагоне трудно сразу рассмотреть вошедших. Но все они тут же разом заговорили, и мы поняли что это дневная смена рабочих и служащих редакции газеты «Асахи», чиновники многочисленных контор, расположенных в деловом квартале Токио – Маруноут. Всех их волновало, что принесет война служащим государственных и частных учреждений, живущих на оклад в 30 иен, будут ли увольнения в торговых фирмах, связанных со странами Южных морей. Мелкий чиновный люд интересовало также введут ли карточную систему на продукты и промышленные товары, повысятся ли тарифы на проезд, будут ли брать в армию тех, у кого есть отсрочка по болезни, и из семей, в которых единственный кормилец. Мнения высказывались самые противоположные. Но все сходились на том, что экономическая блокада Японии будет прорвана и она выйдет на рынки материковых и островных стран, где много пригодной к обработке земли, где рис родится два-три раза в году, а морские продукты добываются у самых берегов.

На станции Отяно мидзу в вагоне оказалась новая большая группа пассажиров. Судя по всем признакам, это рабочие токийского арсенала. После 12-часового трудового дня они выглядят усталыми, высказываются сдержанно. Их мысли также заняты начавшейся войной. Мы пытаемся осторожно с ними заговорить. Спрашиваем, какие первые новости с фронтов, как долго продлится война, принесет ли она дополнительные тяготы рабочим. Японцы не прочь удовлетворить нашу любознательность, им нравится хорошее знание японского языка моего коллеги. Отвечают с достоинством, не торопясь. И вдруг, как бы невзначай, встречный вопрос: «А вы кто, немцы?» Проклятый вопрос. Он всегда повергал нас в те годы в смятение, вызывая натянутость в беседе, а то и просто прерывал разговор. Я молчу, а мой коллега со свойственной ему находчивостью отвечает: нет, не немцы, скорее наоборот. Японские рабочие не сразу понимают, что значит «наоборот», что это за «антинемцы». Рабочие оживленно переговариваются, принимая нас то за французов, то за скандинавов. В конце концов мы говорим, что являемся сотрудниками советского посольства. Ни радости, ни злобы на их лицах, скорее удивление. В ответ раздается привычное: «Аа содэс ка?» («Ах, вот как») – Но атмосфера дружеского расположения уже нарушена, все умолкают. Затем один из рабочих спрашивает, как относится Советский Союз к войне Японии со странами АБСД. Вопрос даже для дипломатов не легкий. Необходимо соблюдать осторожность, иначе могут обвинить во враждебно пропаганде со всеми вытекающими последствиями. Отвечаем словами популярной тогда песни: «Нас не трогай, мы не тронем. Если тронешь, спуску не дадим: Видимо, наш ответ японцам по душе, они дружно смеются. Один из них спрашивает: а как будет дел обстоять с советским нейтралитетом в отношении Японии? Говорим, что все будет зависеть от Японии. «И от России тоже», – добавляет японец. Остальные с ним согласны. Наша короткая беседа весьма интересна. Чувствуется, что простые японцы, в том числ< и эти рабочие арсенала, против войны с Советским Союзом, даже побаиваются выступления СССР против Японии.