Кирсан Илюмжинов - Терновый венец президента

В этот приезд у меня наконец-то появляется несколько свободных часов. Деловая встреча перенесена на вечер. Весна. Я иду по столице Франции. Тонкий аромат.духов смешивается с запахом талого снега, прогорклыми автомобильными выхлопами. Я прохожу по мосту мимо целующейся совсем юной пары, мимо старого улыбающегося лоточника, торгующего значками, цепочками, старыми монетами, мимо туристов-англичан. Вот он, остров Сите. Ко мне медленно подплывает роскошная серая громадина Нотр-Дам.

Я покупаю билет, вхожу в здание, сажусь в третьем ряду, и сладкая медленная боль заполняет грудь. Сколько раз я мечтал побывать здесь! Во мне возникает предчувствие чуда. Душа сжимается в восторженном страхе. И чудо свершается.

Здесь, в соборе Парижской Богоматери, откуда-то сверху, как божественный дождь, обрушиваются на нас звуки органа. Светло и печально откликается душа, и плачет, и очищается. И тогда впервые в жизни ко мне приходит удивительное чувство могучего спокойствия, соразмерности «я» и пространства. И сердце ощущает Бога.

Буддист по мироощущению, рожденный на калмыцкой прокаленной земле, я смотрел на распятого Христа, и земное и бренное ушло в сторону, а душа заискрилась, наполняясь хрустальными звуками. И словно пришла и заново повторилась до деталей та давно забытая ночь в Элисте, когда я лежал на раскладушке в саду, глядя на ночное небо, и вдруг мне открылось нечто совершенно немыслимо огромное – Откровение Судьбы или Неба. А может быть, это был магический знак, который я по несовершенству своему не смог ни прочесть, ни понять.

Бывают такие мгновения в жизни человека. Наверное, потому и тянется его душа к храму, чтобы еще хоть раз прикоснуться к этому прозрачному ощущению, которому и названия-то нет.

Может быть, изначально, в утробе матери своей, ребенок впитывает этот свет, эту любовь, но, выпав в этот мир, он рвет божественную нить, и только душа, но не тело помнит и хранит эту святую искру. И не потому ли наша память живет сразу в трех временах: настоящем, прошедшем и будущем? Нас одинаково тревожат и воспоминания прошлого, и ощущения настоящего, и предчувствия будущего – не от этой ли искры? И не потому ли бывает иногда: жизнь вдруг замрет на бегу и нахлынет секундная, острая и невозможная тоска по той прошлой жизни, которой ты жил до своего перевоплощения?

А может, душа отзывается на немой крик гибнущего дерева, скорбь камня, тоску одинокого умирающего зверя?

Что было в начале бесконечных перерождений души моей – рождение или смерть? И что будет в конце – вдох или выдох Вселенной?

Старые калмыки говорят: «Перед смертью человек делает вдох, вбирая в себя Вселенную, и уходит по ту сторону жизни, унося Вселенную в себе».

Говорят, храмы всегда строили на скрещении магнитных полей земли, и эти энергетические родники очищали человека.

Мир жесток и суров, и законы, которые нами управляют, несовершенны и грубы. Сегодняшнему человеку необходимо покаяние, ибо только многократное духовное очищение возродит нас для будущей жизни. Одни называют это совестью, другие – чувством долга, третьи – Великим Моральным Законом, по которому должен идти человек, пролагая путь последующим поколениям.

Может быть, потому и распался Советский Союз, что, испугавшись, не прошли мы до конца мучительный и светлый путь покаяния и духовного очищения. А значит – распад великого государства на совести всех нас. Пронесли мы чашу сию мимо уст своих. Но спросится с нас по полной мере идущими за нами. И клеймо Иуды поставит на нас последующее поколение. Может быть, может быть.

Я часто думаю: пройдут годы, стремительно пролетит жизнь, и останутся последние десять минут перед смертью, а потом – вечность. И отойдет тогда все суетное, сиюминутное, переосмыслятся события и деяния. Не заплачет ли тогда душа от горестного раскаяния за дела наши? Не содрогнется ли от ужаса? Или с достоинством и спокойствием покинем мы этот мир, зная, что сделали все, что могли, и упрекнуть себя не в чем? За десять минут до смерти… Может быть, вся жизнь наша – это подготовка к этим десяти минутам?

Восточные мудрецы говорили: «Семья разрушается, если она сама готова к разрушению, государство разрушается, если оно само готово к разрушению». Распался соцлагерь, распался СЭВ, Варшавский Договор, и это разрушение, как всегда, было скорым, сумбурным, непродуманным, безоглядным.

Унизительное, нищенское существование народов империи, грубая лживость закона, средств массовой информации, самодурство и бездарность властей, стоящих над законом, скрытый антисемитизм и национальное чванство – все это ускорило гибель СССР. Вот уж действительно, кого Бог хочет наказать, того он лишает разума. В то время когда Европа убирала границы, объединялась, мы, как сказал классик, сожгли то, чему поклонялись, и поклонились тому, что сожгли.

Я помню эйфорию тех дней. Радостные лица, поздравления, и, кажется, только коммунисты подняли свой голос против. Но кто их слушал тогда? Прорвалась глухая ненависть народа к КПСС, опутавшей страну стальной сетью идеологии, приказывавшей, как жить, что есть, говорить, думать.

В 1989 году Ельцин вышел из КПСС. Он стал национальным героем. Его выступления о закрытии партийных спецраспределителей, кремлевских больниц, отказе от персональных машин и дач, его поездки на работу в общественном транспорте, его стояние в общей очереди в районной поликлинике и даже странный, непонятный случай падения с моста, о котором так много писали газеты, – все это снискало ему необыкновенную популярность и славу.

Комсомольско-партийные деятели срочно уходили в коммерческие структуры, которые дотировались партийными деньгами. Получали льготные кредиты, лицензии на закупку зарубежных товаров, на вывоз сырья. Это был особый, привилегированный слой российского бизнеса.

По каналам совместных предприятий, товариществ с ограниченной ответственностью, фирм из страны уходили огромные деньги и оседали на зарубежных счетах. Партия, предчувствуя крах, готовилась уйти в подполье.

Никем и ничем не контролируемые деньги партии откачивались из страны по многочисленным каналам. Но это особый разговор.

Я думаю, многие бизнесмены чувствовали это мощное перетекание капиталов в никуда. Бизнес очень чуток на движение капитала, большого капитала. И последний где-то должен всплыть, вернуться товаром. Если капитал не возвращался, сразу становилось ясно – здесь нечисто. Приближалось время «Ч».

Утром 19 августа 1991 года в Калмыцкий обком партии пришла шифротелеграмма:

«Секретно.

Первым секретарям ЦК компартий союзных республик, райкомов, крайкомов, обкомов партии.