Кеннет Максей - Гудериан

Гудериан, как и следовало ожидать, решил нанести главный удар на правом фланге своего 19-го корпуса силами 3-й танковой дивизии, которая могла проникнуть глубоко в тыл противника, используя выгодный ландшафт местности. С обоих флангов полоса наступления дивизии проходила между двух рек. Действуя таким образом, Гудериан сможет быстро захватить семейный очаг в Гросс-Клонии. Обе моторизированные дивизии должны были наступать в менее выгодных условиях – чувствуется, что Гудериан придавал их роли мало значения.

Он находился в передовой колонне 3-й танковой дивизии в штабном бронеавтомобиле новейшей конструкции, оборудованном радиостанцией, позволявшей поддерживать связь как со штабом корпуса, так и с любыми другими частями, входившими в его состав. Описание первого дня боевых действий, данное в «Воспоминаниях солдата», изобилует драматическими ситуациями, когда негодование и нетерпение Гудериана достигли критической точки. Все недостатки, выявленные в предыдущие десятилетия на учениях, которых он так опасался, никуда не исчезли. Первыми гнев Гудериана вызвали артиллеристы, в утренний туман открывшие без приказа пальбу наугад. Его броневик попал в вилку, и водитель, испугавшись, свернул в кювет. Затем он прибыл к реке Браке и обнаружил там полный застой. Наступление приостановилось, и на месте, чтобы отдать необходимые распоряжения и возобновить движение, не оказалось ни единого старшего командира. Когда до семейного поместья Гудерианов было уже рукой подать, командир 6-м танковым полком вдруг остановился, посчитав, что водный рубеж слишком сильно укреплен, командира же дивизии, Гейра фон Швеппенбурга нигде невозможно было отыскать. Гейра, по его словам, вызвали в штаб группы армий на совещание: непростительное легкомыслие со стороны командира необстрелянной, совершенно не имеющей боевого опыта части, нуждающейся в его личном руководстве, которую нельзя было ни на миг бросать на произвол судьбы. Пример подал молодой командир танка, обнаруживший уцелевший мост, очевидно, впопыхах не взорванный поляками. Его инициатива, одобренная командиром 3-й мотопехотной бригады, опять привела войска в движение. Вскоре пехота при поддержке танков переправилась через реку практически без потерь. Пострадала лишь уязвленная гордость Швеппенбурга, громкие протесты которого против вмешательства Гудериана были слышны еще много лет спустя. Швеппенбург, разумеется, завидовал Гудериану, обогнавшему его в плане карьеры. Его жалоба на то, что 1 сентября 1939 года с ним обошлись несправедливо, полностью безосновательна, ведь в решающий момент его не оказалось в нужном месте, он не выполнил приказ командира корпуса.

Его штаб, а также пехотные офицеры побаивались польской кавалерии, и это беспокоило Гудериана, который объезжал войска, появляясь то здесь, то там, и пытался вселить уверенность в солдат и офицеров, впервые оказавшихся под огнем неприятеля. Командир, приказавший отступать при известии о приближении польской кавалерии, вызвал у него презрение. Строки, в которых Гудериан описывает охватившие его при этом чувства, вызывают улыбку: «Когда ко мне вернулся дар речи, я спросил командира дивизией, слышал ли он, чтобы кавалерия противника когда-либо смогла обратить в бегство померанских гренадеров». Последовало заверение, что позиции будут удержаны. Лишь благодаря личному руководству Гудериана, все время находившегося в авангарде атаки, удалось организовать наступление мотопехотной дивизии на Тухель. Этот первый двадцатичетырехчасовой опыт имел жизненно-важное значение для обретения танковыми войсками уверенности. Гудериан, ни на минуту не выпускавший нитей командования на передовой из своих рук и не вылезавший из гущи боев, своим бесстрашием и безусловным авторитетом сделал победу просто неизбежной. Несмотря на ворчание некоторых старших офицеров, большинство солдат и офицеров по достоинству оценили заслуги своего командира. Его талант произвел на них глубокое впечатление. На фотографиях, сделанных после 1-го сентября, на лицах солдат, разговаривающих с Гудерианом, легко читается откровенное обожание.

Поляки дрались отчаянно, но их сопротивление было все же разрозненным. Так, Поморская кавалерийская бригада отважно атаковала танки 3-й танковой дивизии. Это было одной из многих бесполезных попыток предотвратить катастрофу. Развертывание поляками своих войск сразу же затормозилось из-за налетов немецкой авиации на центры коммуникаций. Воспользовавшись этим, немецкие танки могли, почти не встречая сопротивления, совершать глубокие рейды и уничтожать колонны противника прямо на марше, помогали пехоте и саперам штурмовать укрепления, передвигались по пересеченной местности, обходя противников с фланга всякий раз, когда фронтальная атака терпела неудачу. Танки постоянно были в движении и действовали совершенно самостоятельно в рамках организационной структуры танковой дивизии со всеми службами. Не баловала их поддержкой и бомбардировочная авиация, совершавшая налеты главным образом на объекты в глубоком польском тылу. Средства, обеспечившие непосредственный контакт между наземными войсками и ВВС, еще находились в зачаточном состоянии. Не удивительно – люфтваффе не очень-то горели желанием оказывать прямую поддержку армии. В параграфе 16 полевого устава ВВС говорилось: «Задачей люфтваффе является служить этой цели [разгрому вооруженных сил противника и подавления воли противника к сопротивлению] ведением войны в воздухе как части общего ведения войны». Генерал-лейтенант Вольфрам фон Рихтгофен, экспериментировавший с тесной воздушной поддержкой наземных вооруженных сил в Испании и позднее завоевавший себе репутацию командующего воздушным флотом, осуществлявшим самые эффектные, опустошительные операции в тесном контакте с танковыми дивизиями Гудериана, был противником пикирующего бомбардировщика.

Трудности, с которыми столкнулась 3-я танковая дивизия, явились, скорее, результатом плохой организации работы тыловых служб, а не сопротивления противника. Небольшие танки Т-I и Т-II с их слишком тонкой броней не могли выдержать попадания снарядов даже легкой полевой артиллерии поляков и огня из противотанковых ружей. Танков T-I II и Т-IV было очень мало, хотя обслуживали их экипажи из парадных частей, что давало несомненное преимущество. Однако вечные проблемы с запчастями и горючим на восточном берегу реки Браке рассекли 3-ю танковую дивизию надвое, чего вполне можно было бы избежать, если бы танки не встали намертво с пустыми баками, а в это время колонны автоцистерн с горючим простаивали в ожидании приказа двигаться вперед, к танкам, израсходовавшим горючее к концу первых суток. Штаб корпуса во главе с Нерингом, а также дивизионные и полковые штабы не оставляли без внимания ни одну неувязку или поломку, стараясь решать все проблемы на месте своими силами, когда сопротивление поляков в «Коридоре» было сломлено к 5 сентября, и в боях наступило временное затишье. Решающий вклад в победу внес корпус Гудериана, отрезавший пути отхода для основных польских формирований и отразивший все их попытки вырваться из окружения. Таким образом, бронетанковые войска сделали все, на что, по утверждению Гудериана, были способны – прорвали лобовой атакой оборону противника, вели преследование его отступающих частей и удерживали позиции, подвергаясь давлению противника – и все это совершалось в том молниеносном темпе, который, как настаивал Гудериан, ни в коем случае нельзя терять.