Кеннет Максей - Гудериан

Описывая в письме к Гретель от 4 сентября первый день боев, он подшучивает над своими успехами, скорбит о павших и отдает должное неприятелю. «Серьезные потери были нанесены нам у Гросс-Клонии, где танковая рота потеряла одного офицера, одного курсанта и восемь солдат из-за внезапного исчезновения утреннего тумана [несмотря на воздушные налеты, польские артиллеристы часто дрались до конца]. В решающий момент я вмешался и взял на себя руководство боем, поскольку наши войска были немного оттеснены назад. Первой достигла рубежа ночью 3-я танковая дивизия. Остальные не смогли так быстро преодолеть сопротивление ожесточенно сражавшихся поляков… бои в лесистой местности привели к большим потерям. Введя в бой еще одну пехотную дивизию и преодолев еще несколько кризисов в тяжелых боях, нам удалось полностью окружить противника в лесах к северо-западу Швеца. 4 сентября кольцо окружения стянулось туже. Было захвачено несколько тысяч пленных, батареи легкой и тяжелой артиллерии и много амуниции. В этих огромных лесах бродит еще огромное количество разрозненных групп поляков, потому стычки будут продолжаться еще некоторое время. Войска дрались великолепно, их боевой дух высок». Затем следует перечисление фамилий павших офицеров и упоминание о восторге, охватившем Гудериана при встрече с младшим сыном Куртом в том месте, «откуда были видны башни Кульма», его родины.

Гретель уже уловила возбужденное настроение мужа и 5 сентября написала: «Я знаю, что мои мужчины – лучшие солдаты. Пусть Бог вернет их мне с Победой, чтобы Германия смогла, наконец, обрести мир… Я сгораю от желания знать, где и как сражаются твои войска… Я следила за тем, как ты трудился, не щадя своих сил и здоровья, и теперь пусть Бог вознаградит тебя неоспоримым успехом».

Важное, имевшее значительные последствия для карьеры Гудериана событие произошло 5 сентября, когда представился случай показать Гитлеру, Гиммлеру и их свите места, где еще пару дней назад шли тяжелые бои. Приехавших опекал офицер, когда-то командовавший 10-м егерским, – Эрвин Роммель. Теперь Роммель являлся начальником полевого штаба Гитлера. Впервые фюрер получил возможность наглядно увидеть суть современной войны. Он избавился от некоторых иллюзий, но образовательный процесс оказался поверхностным – так покажет время. И все же, в его вопросе, заданном Гудериану при виде разбитой вдребезги польской артиллерии, заключался глубокий смысл: «Это сделали наши пикирующие бомбардировщики?» На что последовал гордый и выразительный ответ Гудериана: «Нет! Наши танки!» Потери его корпуса убитыми составили лишь 150 человек. В сознании фюрера начала происходить ломка стереотипов, установившихся под влиянием Геринга с его тезисом о всемогуществе авиации. Теперь у Гитлера возникла мысль, что на суше истинным доминирующим оружием являются все-таки бронетанковые войска. Ему показали, что танки вездесущи, и экипажи, находящиеся в них, неплохо защищены, а воздушная мощь имеет свои пределы. В пользу такого вывода говорило также быстрое продвижение других бронетанковых соединений к самым воротам Варшавы и в гористой местности на юге. У каждого человека с непредвзятым суждением не оставалось и тени сомнения, что даже на местности, не благоприятствующей применению танков, танковые дивизии могут оказать решающее влияние на исход боевых действий.

Однако кампания, хотя уже и выигранная, была еще далека от завершения. На следующий день 19-й корпус переправился через Вислу и пересек Восточную Пруссию, пройдя близ Барнштейна. Сосредоточившись на немецком левом фланге, он изготовился к броску на юг, в направлении Брест-Литовска. Командир корпуса получил возможность немного расслабиться, пока штаб занялся черновой работой. Это было неотъемлемой частью характера Гудериана – умение быстро и на короткое время забывать о серьезных делах, – ставшее его стилем жизни. Ночь 6 сентября он провел в кровати, на которой когда-то спал сам Наполеон, в замке Финкенштейн, что в немалой степени польстило самолюбию. Следующим вечером, пока войска подтягивались к исходным позициям, он отправился охотиться на оленей и подстрелил огромного старого самца. Гудериан не контролировал своих штабистов, предоставив возможность спокойно заниматься своим делом, и те справедливо считали, что им очень повезло с таким командиром. Через несколько часов Гудериан опять принялся за составление планов. Приказ от Бока начать наступление уже поступил, и теперь Гудериан стремился внести некоторые изменения, чтобы полностью использовать ударный потенциал своего корпуса, возросший после того, как в его состав взамен 2-й моторизированной дивизии была включена 10-я танковая. Он хотел получить определенную свободу действий. Первоначальный план, разработанный ОКХ для группы армий «Север», которой командовал фон Бок, не предусматривал стремительных атак танковых соединений. 19-й корпус должен был поддерживать 3-ю армию и продвигаться со скоростью пехоты. По оценке ОКХ, польская армия уже потеряла способность оказывать организованное сопротивление, потому необходимость посылать крупные немецкие группировки еще дальше на восток отпала. Верховное командование сухопутных сил вздохнуло с облегчением еще и потому, что опасалось активизации англо-французских сил на Западном фронте. Тот факт, что союзники Польши до сих пор не сделали этого, упустив выгодный момент, когда основные силы Германии были заняты в Польше, удивил германских генералов. И все же ОКХ запретило своим войскам заходить восточнее линии Острув Мозовецки – Варшава. 8 сентября Гудериан представил Боку свои возражения против этих ограничений, однако внезапно обнаружилось, что группа армий «Юг» еще не захватила Варшаву и не форсировала Вислу, как утверждалось в первых преждевременных донесениях из штаба. Поляки крепко потрепали 4-ю танковую дивизию, потерявшую 57 из 120 танков и пытавшуюся с ходу ворваться в польскую столицу. По некоторым признакам польское командование готовило крупное контрнаступление на запад по реке Бзура. В этих изменившихся обстоятельствах Бок получил разрешение поставить перед 19-м корпусом более широкие задачи и передал его в подчинение 3-й армии, поставив ее на левый фланг и нацелив на Брест-Литовск, находившийся значительно восточнее Варшавы, по сути, в глубоком тылу поляков. Пока Рундштедт и Манштейн готовили тактический охват на Бзуре, Гудериану представилась возможность, о которой он давно мечтал, – стратегический охват с севера на юг большой массой танков.