С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

Ничего иного, кроме таких расистских высказываний, от Лавкрафта и не стоило ждать; в сущности, он, наконец, столкнулся с реалиями мира. Стена вокруг его уединенной, замкнутой жизни рушилась кирпич за кирпичом, первой реакций - предсказуемо - были страх и отвращение.

К четвергу (11 апреля) Лавкрафт уже заметно устал, а по возвращении домой 12-го числа обнаружил себя полностью вымотанным; дома его ждала груда писем, посылок и газет. Мало-помалу он пришел в себя и к началу мая уже выражал мнение, что "теперь остается встретить этого прелестного бесенка Гальпина, и моя жизнь будет окончена!" Но Кливленд казался такой чудовищной далью, что поездка туда выглядела чистой утопией. Вместо этого шесть недель спустя Лавкрафт пускается в новый тур поездок - чуть ближе к дому.

В конце мая он опять навестил Мирту Элис Литтл в Нью-Гемпшире. После нескольких дней, проведенных в Вествилле, Мирта подбросила его в Довер, а сама вместе с матерью вернулась в летний лагерь у озера Уиннепесауки. В начале или в середине июня состоялась поездка в Кембридж на лекцию Дэвида ван Буша. В том же месяце Соня, которая ковала железо, пока горячо, нашла способ оказаться в Новой Англии, чтобы видеться с Лавкрафтом. Она представляла свою фирму в Магнолии (Массачусетс), городке, который Лавкрафт описывает как "ультрамодный водный курорт на побережье у Глочестера, в часе езды к северо-востоку от Бостона". Она явилась в Провиденс в воскресенье, 16 июня, встретилась с обеими тетушками и была так очарована, что принялась уговаривать Энни переехать в Нью-Йорк и поселиться у нее на квартире. И хотя, естественно, эта идея была отвергнута, Лавкрафт добавляет красноречивое: "...странно сказать, но моей тетушке [Энни] она безмерно понравилась, хотя она нечасто преодолевает расовую и социальную пропасть". Можно предположить, что близкие знакомые Энни обыкновенно не были ни еврейками, ни независимыми бизнес-леди.

Соня уговорила Лавкрафта провести с ней в Глочестере и Магнолии несколько дней в конце июня и начале июля. Утесы Магнолии - действительно чудо, место, где "жемчужно-серые туманы спускаются с небес, чтобы смешаться с морем". Лавкрафт приехал 26 июня и остался до 5 июля, остановившись в Магнолии в том же доме (неясно, в частном или в пансионе), что и Соня, и питаясь в пансионе на главной площади деревни. Соня рассказывает о том, что случилось однажды вечером, когда они прогуливались по эспланаде:

...полная луна отражалась в воде, странный, загадочный шум, словно громкое пыхтение и ворчание, слышался в отдалении, мерцающий свет порождал на воде лунную дорожку, а круглые верхушки подводных камней соединяла веревка, похожая на громадную паутину, - все это создавало яркое впечатление готовой декорации для интересного рассказа. "О, Говард", - воскликнула я, - "вот тебе и декорация для действительно странной и загадочной истории". Он говорит: "Давай, напиши ее". "О, нет, я не могу этого сделать, правда", - ответила я. "Попробуй. Расскажи мне, что эта сцена рисует в твоем воображении". А пока мы гуляли, мы приблизились к кромке воды. Здесь я описала свое толкование сцены и шума. Он поощрял меня с таким энтузиазмом и искренностью, что, когда мы рассталась на ночь, я села и набросала общий эскиз, который он затем поправил и отредактировал.

Так появился "Ужас на Берегу Мартина" [The Horror at Martin's Beach], который выйдет в "Weird Tales" за ноябрь 1923 г. (под именем Сони) как "Невидимый монстр" [The Invisible Monster]. Боюсь, это не шедевр. Это первый рассказ, про который можно сказать, что Лавкрафт был его обработчиком, а не соавтором - пускай разница, возможно, была не слишком велика: это повлияло только на его отказ поставить на вещи свое имя в качестве соавтора (такой же джентльменский жест, как и "пропустить вперед" своих соавторш Уинифред Джексон и Анну Хелен Крофтс); за свою работу, в отличие от более поздних вещей, обработанных или написанные за клиентов, он явно не взял платы.

"Ужас на Берегу Мартина" - невероятная история о громадном морском чудовище ("пятьдесят футов длиной, примерно цилиндрической формы и почти десяти футов диаметром"), убитом экипажем небольшого рыболовного судна у Берега Мартина - некой неопределенной вымышленной местности, предположительно, расположенной неподалеку от Глочестера, чье название упомянуто несколько раз. Ученые утверждают, что это просто детеныш, вылупившийся всего несколько дней назад и, вероятно, обитающий в глубинах моря; через день после того, как его выставляют на общее обозрение, поймавшее его судно вместе с ним исчезает без следа. Несколько дней спустя с моря доносится ужасающий вопль, и спасатели бросают спасательный круг, чтобы вытащить утопающего. Но круг, прикрепленный к длинной веревке, похоже, схвачен неким неведомым существом, которое утягивает его в море, а когда спасатели с добровольными помощниками пытаются вытащить его, они не только обнаруживают, что не в силах этого сделать, но и не могут оторвать рук от веревки. Их неумолимо затягивает в морские глубины.

Подразумевается, что родитель громадного детеныша не только схватил спасательный круг, но и загипнотизировал спасателей, лишив их воли (вот почему в тексте процитирована научная статья "Ограниченно ли познание Человечеством гипнотических сил?" профессора Эльтона). Это не выглядит неотразимым сюжетом даже для короткого рассказика из 3000 слов, так что Лавкрафт (а это был явно он) вынужден оживить повествование с помощью своего типичного словесного фейерверка:

Я вспоминаю эти головы, их застывшие выпученные глаза; глаза, в которых могли отразиться весь испуг, паника и исступленное безумие злобной вселенной - вся печаль, грехи и невзгоды, тщетные надежды и неосуществленные желания, страх, ненависть и муки всех эпох с начала времен; глаза, горящие болью всех терзаемых душ из вечно пылающих адов.

Пассаж неудачен, поскольку он не соответствует обстоятельствам: для него слишком мало оснований, и и в результате он звучит вымученно и невыносимо пафосно.

Другая история, вероятно, написана в то время, это "Четвертый час" [Four O'Clock]. В письме к Уинфилду Таунли Скотту Соня заявляет, что Лавкрафт только внес изменения в стиль рассказа, поэтому я сделал вывод, что он не относится к сочинениям Лавкрафта, и не включил его в исправленную версию "Horror in the Museum and Other Revisions" (1989). Однако, судя по поздним мемуарам Сони, не создается впечатления, что она была очень умелым, блестящим или даже связным прозаиком, так что, наверняка, и в этом рассказе (который даже незначительней, чем предыдущий) есть некоторый вклад Лавкрафта. В нем мы видим некого человека (так и не становится ясно, мужчина это или женщина), чей смертельный враг умер в четыре часа утра; теперь он боится, что в этот час с ним случится нечто ужасное. За окном он видит туманное облако, которое постепенно принимает форму часов со стрелками, указывающими на 4 часа, а позже видит, как другие туманные объекты принимают эту же форму. Туман обращается пламенем и принимает форму лица врага, и рассказчик понимает, что "конец близок".