С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

За несколько лет нашей переписки и во время многочисленных деловых поездок, которые я предприняла в Новую Англию, я не забывала упомянуть о многих неблагоприятных обстоятельствах, которые, наверняка, последуют, и о том, что нам придется решить эти проблемы между собой, но если мы действительно больше заботимся друг о друге, чем о проблемах, которые могут стоять на нашем пути, то нет причин, почему бы нашему браку не оказаться удачным. Он был полностью согласен...

Перед тем, как уехать из Провиденса в Н.Й., я попросила его сказать своим тетушкам, что он собирается жениться на мне, но он ответил, что предпочитает устроить им сюрприз. Во время получения свидетельства о браке, покупки колец и прочих действий, обязательные на свадьбе, он выглядел таким веселым. Подумают, говорил он, что он женится в -цатый раз, ведь он делает все так методично.

И это все, что Соня смогла сказать по этому поводу. О чем она не упоминает, - о том, что она написала Лилиан за целый месяц до брака - и в манере, которая явно навела Лилиан на мысль, что что-то происходит. В письме, датированном 9 февраля 1924 г., Соня пишет:

В моей жизни нет ничего, прельщающего меня Жить, и если я могу помочь доброй и прекрасной душе, Говарду Лавкрафту, обрести себя финансово, как он обрел себя духовно, морально и интеллектуально, мои усилия не будут тщетны...

Поэтому, милая леди, ничего не бойтесь. Я столь же мечтаю о его успехе ради его собственного благополучия, как и вы, и точно также забочусь - возможно, даже более, - чтобы вы могли жить, как вам следует, наслаждаясь плодами его трудов и почестями, которыми будут осыпать его прекрасное, благословенное имя.

Это "ничего не бойтесь" должно быть стало ответом на некое письмо Лилиан, возможно, спрашивающее Соню напрямик, каковы на самом деле ее "намерения" относительно Лавкрафта.

Веселое поведение Лавкрафта во время церемонии подтверждается несколькими занятными письмами к ближайшим друзьям. Вот что он пишет Джеймсу Мортону (после еще одной длинной, дразнящей преамбулы о кажущийся странности своего пребывания в доме 259 на Парксайд-авеню):

Да, мой мальчик, ты наконец въехал. Жаждая попользоваться Колониальной архитектурой всеми возможными способами, я на прошлой недели двинул туда [т.е. в Нью-Йорк] по шпалам и в понедельник, третьего марта, ухватил за волосы Президента Союза - С.Х.Г. - и потащил ее в церковь Святого Павла, ... где после множества разнообразных коленопреклонений и с помощью честного викария, отца Джорджа Бенсона Кокса, и двух менее титулованных церковных прислужников, я успешно приписал к ряду ее патронимов отнюдь не непритязательное имя Лавкрафтов. Чертовски оригинально с моей стороны, верно? Никогда невозможно сказать, что парень вроде меня выкинет в следующий раз!

(Двумя церковными прислужниками, согласно свидетельству о браке, были Джозеф Горман и Джозеф Г. Армстронг.) Такое ощущение, что Лавкрафт расценивает всю ситуацию как веселую шутку; и действительно, мы увидим все свидетельства того, что он был совершенно захвачен очарованием и новизной женатого состояния, но банально не осознавал, какое количество усилий требуется, чтобы брак реально состоялся как удачный. Честно говоря, Лавкрафт не был достаточно зрел эмоционально для подобного предприятия.

Здесь некоторую ценность могут иметь свидетельства двух ближайших друзей Лавкрафта. Артур С. Коки взял интервью у Сэмюэля Лавмена в 1959 г. и у Фрэнка Лонга - в 1961 г. и передает их взгляд на ситуацию следующим образом: "Сэмюэль Лавмен считал, что Лавкрафт женился на миссис Грин из чувства долга - за интерес и поддержку, которые она проявляла к его работе. Фрэнк Белкнэп Лонг-мл. сказал, что Лавкрафт полагал, что приличному джентльмену следует иметь жену". К обоим этим утверждениям можно добавить еще кое-что. То, как легко Лавкрафт прошел через англиканскую брачную церемонию в колониальной церкви, наводит на мысль, что его чувство прекрасного возобладало над его же рациональностью; а то, как он упоминает в письмах первых нескольких месяцев брака о "супруге" или "миссус", также наводит на мысль, что он был приятно взволнован женатым состоянием - без, возможно, подлинного осознания того, что подобное состояние в действительности означает практически и эмоционально.

Здесь стоит сделать остановку и поразмыслить над причинами влечения Лавкрафта к Соне. Идея, что он искал замену матери, кажется поспешной; и все же появление в его жизни Сони всего шесть недель спустя после смерти его матери - несомненно, совпадение, достойное внимания. Даже допуская, что изначально Соня проявляла к нему больше интереса, чем он к ней - она приезжала в Провиденс гораздо чаще, чем он в Нью-Йорк - Лавкрафт, тем не менее, мог испытывать потребность делиться с кем-то своими мыслями и чувствами, которые он, видимо, не вверял своим теткам. Несомненно, многое прояснили бы те объемистые ежедневные письма, которые он посылал Соне; остается надежда, что в них было больше интимности и человеческих чувств, чем в высокопарных декламациях, которые мы находим в "Ницшеанстве и реализме". Это правда, что в свои "нью-йорские годы" Лавкрафт постоянно писал и тете Лилиан (меньше - тете Энни); но эти письма - преимущественно сухие хроники его повседневной жизни, где нечасто встретишь его выражения настроений, убеждений и чувств.

Соня, разумеется, ничем не напоминала Сюзи Лавкрафт: она была динамичной, эмоционально открытой, современной, космополитичной и, возможно, слегка деспотичной (именно этот термин Фрэнк Белкнэп Лонг однажды использовал, описывая мне Соню), тогда как Сюзи - возможно, по-своему и деспотичная, - была подавленной, эмоционально замкнутой, даже неразвитой - типичным продуктом американского викторианства. Но давайте вспомним, что в тот момент Лавкрафт по-прежнему был в зените своей декадентской фазы: его презрение к викторианству и заигрывания с интеллектуальным и эстетическим авангардизмом могли найти долгожданный отклик в женщине, которая была истинной обитательницей XX века.

Их свадьба состоялась после того, что можно назвать "романом на расстоянии" - подобное, что тогда, что сейчас, трудновато осуществить. То, что Лавкрафт после трехмесячного пребывания в гостях у Сони летом 1922 г., которой он, на самом деле, был не более чем близким другом, вообразил, что они подходят друг другу, поражает меня прискорбной наивностью; еще более поразительно то, что сама Соня, уже пережившая одно неудачное замужество, дала убедить себя в том же.

Соня делает еще одно небезынтересное признание. В рукопись (явно написанную после расторжения брака, так как она подписана Соня Х. Дэвис), озаглавленную "Психический феномен [!] любви", она включила часть одного из писем Лавкрафта к ней. В примечании к рукописи она пишет: "Именно та часть Лавкрафта, что выражена в этом письме, полагаю, заставила меня влюбиться в него; но он не воплотил собственных заявлений; пространство и время, и разительная перемена в его мыслях и выражениях не предвещали счастья". Соня передала эту рукопись для публикации Огюсту Дерлету; он отверг ее, но опубликовал само письмо Лавкрафта в "Arkham Collector" как "Лавкрафт о любви". Это очень странный документ. На протяжении примерно 1200 слов Лавкрафт в абстрактной и педантичной манере старательно принижает эротический аспект любви, который свойственен пламени юности, вместо того говоря, что