С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

Но никакой анализ и близко не передает роскошное удовольствие, получаемое от чтения "Зова Ктулху". Начиная со знаменитого меланхоличного вступления (которое само по себе есть радикальная переработка начала "Фактов об усопшем Артуре Джермине и его семье") -

Самая милосердная вещь в мире, на мой взгляд, - это неспособность человеческого ума сопоставить все, что этот мир включает в себя. Мы живем на мирном островке невежества среди темных морей бесконечности и вовсе не предназначены для плавания на дальние расстояния. Науки, каждая из которых тянет в своем направлении, доселе причиняли нам мало вреда; однако настанет день и объединение разрозненных обрывков знания откроет столь кошмарные образы реальности и нашего ужасного положения в ней, что мы либо потеряем разум от увиденного, либо сбежим от этого губительного света в покой и безопасность новых темных веков.

- до эффектного столкновения Йохансена с Ктулху -

Поднялись мощные волны и зловонно вскипела морская вода, и, пока машина набирала обороты, отважный норвежец направил нос своего судна прямо на преследующую его бесформенную массу, что возвышалась над нечистой пеной подобно корме дьявольского галеона. Немыслимая осминожья голова с корчащимися щупальцами едва не добралась до бушприта крепкой яхты, но Йохансен упорно вел корабль вперед. Раздался взрыв, как будто лопнул пузырь, тошнотворный хлюп раздавленной медузы, зловоние тысячи разверстых могил - и звук, который летописец смог не вверить бумаге.

- этот рассказ - подлинный шедевр повествовательного ритма и нарастающего ужаса. Состоя менее чем из 15 000 слов, он обладает всей плотностью и сложностью романа.

Истинная важность "Зова Ктулху", однако, заключена ни во включении в него автобиографических деталей, ни даже в его действительно высоком качестве, но в том, что это первый значительный вклад в то, что позднее будет названо "Мифами Ктулху" [Cthulhu Mythos]. Этот рассказ содержит практически все элементы, которые будут использоваться последующими "Мифами Ктулху", сочиненными Лавкрафтом и другими. Это, несомненно, будет касаться многих произведений, написанных Лавкрафтом в последнюю декаду жизни: они часто связаны между собой через комплексный ряд перекрестных ссылок на постоянно развивающийся корпус вымышленной мифологии, а многие из них основаны на деталях - поверхностных или глубинных - предыдущих произведений. Но уже можно выделить определенные базовые моменты, пусть даже некоторые из них и не бесспорны:

1) термин "Мифы Ктулху" принадлежит не Лавкрафту;

2) Лавкрафт считал, что все его произведения воплощают его главные философские принципы;

3) мифы, если их можно так называть, - это не сами произведения и даже не их философское содержание, а серия сюжетных приемов, используемых для передачи этой философии.

Давайте рассмотрим каждый из этих пунктов подробнее.

1) Термин "Мифы Ктулху" был придуман Огюстом Дерлетом уже смерти Лавкрафта; здесь не возникает споров. Самое близкое, когда Лавкрафт подошел к тому, чтобы дать своему вымышленному пантеону и связанным с ним феноменам, название, был случай, когда он бегло упомянул "ктулхуизм и йог-сототерию", хотя неясно, что подразумевалось под этими терминами.

2) Заявляя в 1931 г. в письме к Фрэнку Белкнэпу Лонгу, что "Йог-Сотот, по правде говоря, незрелая концепция и непригодная для действительно серьезной литературы", Лавкрафт, возможно, был чересчур скромен (что бы он не подразумевал под "Йог-Сототом"). Как объясняется дальше в письме, Лавкрафт использовал свою псевдомифологию как один (из многих) способов передать свой главный философский месседж, чьим основным признаком был космицизм. Этот момент проясняется и в письме, написанном Фарнсуорту Райту в июле 1927 г. повторной отправки "Зова Ктулху" в "Weird Tales" (в первый раз тот был отвергнут):

Теперь все мои рассказы основаны на фундаментальной посылке, что обычные человеческие законы, интересы и эмоции не имеют весомости или значения в безграничной громаде космоса. По мне, нет ничего кроме детской наивности в историях, в которых человеческая форма - и местечковые людские страсти, условия и стандарты, - описаны как естественные для иных миров и иных вселенных. Чтобы постичь суть чего-то поистине чужеродного, во времени или в пространстве или в ином измерении, надо забыть, что такие вещи как органическая жизнь, добро и зло, любовь и ненависть, и все подобные атрибуты ничтожной и недолговечной расы под названием "человечество", вообще существуют.

Возможно, это заявление не имеет того философского веса, который некоторые (включая меня самого) ему приписывают: вопреки самому общему смыслу первого предложения, основная часть отрывка (и письма в целом) связана с весьма конкретным вопросом техники, применительно к мистической или научно-фантастической прозе, - с изображением инопланетян. То, чему противостоял Лавкрафт, было уже устоявшейся традицией (мы находим ее у Эдгара Райса Берроуза, Рея Каммингса и других) изображать внеземлян не только гуманоидными внешне, но и с языком, привычками, эмоциональным и психологическим складом, похожими на человеческие. Вот почему для существа, явившегося из глубин космоса, Лавкрафт сочинил столь причудливое имя - "Ктулху".

И все же процитированный отрывок подтверждает, что все произведения Лавкрафта в той или иной степени выражают его космицизм. По крайней мере, сам Лавкрафт считал, что это так. Итак, если мы и выделяем некие произведения Лавкрафта, как эксплуатирующие его "искусственный пантеон и мифологический фона" (как он пишет в "Заметках о фикции"), то исключительно ради удобства, с полным осознанием того, что работы Лавкрафта нельзя поделить - произвольно, строго или исключительно - между отдельными категориями (на "Новоанглийские рассказы", "Дансенианские рассказы" и "Мифы Ктулху", как постановил Дерлет), так как совершенно ясно, что эти (или любые другие) категории не являются ни строго определенными, ни взаимоисключающими.

3) Неточно и ошибочно было бы утверждать, что Мифы Лавкрафта являются философией Лавкрафта: его философия - это механический материализм и все его ответвления, и если Мифы Лавкрафта чем-то и являются, так это рядом сюжетных приемов, предназначенных способствовать выражению этой философии. Этих сюжетных приемов здесь стоит коснуться только в самых общих чертах. Их, вероятно, можно разбить на три группы:

а) вымышленные "боги" и культы почитателей, которые выросли вокруг них;

б) непрерывно увеличивающаяся библиотека мифических оккультных книг;

и

в) выдуманные новоанглийские топонимы (Аркхем, Данвич, Иннсмут и т.д.).

Нетрудно заметить, что последние два момента в неявной форме уже присутствовали во многих ранних произведениях; но все три пункта сошлись вместе только в новой работе Лавкрафта. Действительно, третий прием имеет мало отношения к космическому месседжу, и его можно отыскать в произведениях каких угодно, только не космических (например, "Картина в доме"); но он привносит в текст немалое очарование, и потому его все-таки можно назвать важным компонентом Мифов Лавкрафта. К сожалению, именно эти поверхностные черты часто приобретают первоочередное значение для читателей, авторов и даже критиков - а вовсе не философия Лавкрафта, символами или репрезентациями которой они являются.