С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

Рассказ повествует о молодом человеке по имени Дени де Рюсси, который влюбился в загадочную француженку, Марселин Бедар, женился на ней и увез в свое родовое поместье в Миссури. Но оказалось, что Марселин - некое древнее существо с живыми волосами, которое, в конце концов, принесло несчастье и смерть всем участникам истории - Дени, его отцу (рассказывающему большую часть истории), художнику Фрэнку Маршу (который пытался предупредить Дени об истинной природе его жены) и себе самой. Но для Лавкрафта реальной кульминацией - ужасом, который превосходил все прочие ужасы рассказа - стало открытие, что Марселин была, "хоть и в обманчиво незначительной степени..., негритянкой". Но это дурацкое расистское откровение - еще далеко не финал, так как далее выясняется, что поместье, оказывается, давным-давно разрушено, что не мешает ему неким сверхъестественным образом появиться вновь - видимо, исключительно чтобы помучить злополучного путника (и читателей).

Основная проблема этого рассказа - помимо ужасающе бульварного сюжета, - в том, что персонажи настолько деревянны и шаблонны, что в них нет ничего живого. Лавкрафт хорошо знал о своем очень ограниченном понимании и своем очень ограниченном интересе к человеческим существам. Свои собственные произведения он сочинял таким образом, чтобы фигуры людей ни в коем случае не оказались в фокусе сюжета; но в случае литературной поденщины - где предполагалось, что надо следовать хотя бы скелету сюжета, предоставленному клиентом, - ему не всегда удавалось избежать потребности в живых образах, и именно те работы, где подобные образы не удались, расцениваются как слабейшие. Сохранились рабочие заметки к рассказу - включая как набросок сюжета, так и "Способ Повествования" (синопсис событий в порядке изложения); из них также становится ясно, что расистское откровение в финале - "женщина оказалась вампиром, ламией и тд. и тд. - и явной (сюрприз для читателя, как и в оригинале) негритянкой" - должно было стать ужасной кульминацией рассказа. Упоминание "оригинала" наводит на мысль, что существовал некий первоначальный набросок рассказа авторства Бишоп; но если это и так, он не сохранился.

Определенно, публикации рассказа помешало вовсе не его скверное качество, ведь куда худшие истории публиковались с завидной регулярностью; но по какой-то причине (и чрезмерная длина может иметь к этому отношение) "Локон Медузы" был не принят "Weird Tales". Позже, в том же году Лавкрафт обсуждал с Лонгом возможность отправки рассказа в "Ghost Tales", но если его туда и послали, он снова был отвергнут. Наконец, он появился в "Weird Tales" за январь 1939 г. Для журнальных публикаций и "Курган", и "Локон Медузы" были сильно переделаны и отредактированы Дерлетом, который продолжал перепечатывать исправленные тексты в книжных сборниках вплоть до самой своей смерти. Подлинные тексты не были опубликованы до самого 1989 г.

Вернувшись в Нью-Йорк 20 мая, Лавкрафт с волнением прочел один интересный фрагмент присланной корреспонденции - письмо от Клифтона П. Фейдимана из "Simon и Schuster", предлагающее Лавкрафту прислать им роман. Лавкрафт немедленно ответил, что, хотя он может написать роман позднее ("Случай Чарльза Декстера Варда" явно им даже не рассматривался), он бы предпочел прислать сборник рассказов. Несколько дней спустя энтузиазм Лавкрафта заметно поувял: он обнаружил, что письмо было всего лишь формой, рассылаемым всем авторам, появлявшимся в "Списке почета" ежегодника О'Брайена; более того, Фейдиман ответил, сообщив: "Боюсь, вы правы в том, что мы не слишком заинтересованы в сборнике рассказов. Я надеюсь, однако, что вы возьметесь за дело и напишете роман, о котором вы говорите. Если он будет хорош, его тема станет, скорее, плюсом, чем минусом".

Интересно отметить, что ожесточенное нежелание мейнстримовых издателей выпускать сборники мистических рассказов было очевидно уже в 1930 г. Очень немногим американским авторам в то время удавалось выпускать сборники, а те сборники, что публиковались, обычно были перепечатками британских изданий работ уже признанных авторов вроде Мейчена, Дансени и Блэквуда. Мистический роман, напротив, до известной степени процветал: такие вещи, как "Холодная гавань" Френсиса Бретта Янга (Knopf, 1925), "Змей Уроборос" Э.Р. Эддисона (Albert и Charles Boni, 1924 [британское издание 1922 г.]), "Темная комната" Леонарда Клайна (Viking, 1927), "Место под названием Дагон" Герберта Гормана (George H. Doran, 1927), "Призрачная вещь" Х.Б. Дрейка (Macy-Masius, 1928) и некоторые другие, были с удовольствием прочитаны Лавкрафтом и по большей части упомянуты в первоначальной или в переделанной версии "Сверхъестественного ужаса в литературе". Но Лавкрафт так никогда и не "засел" за роман такого рода, и события, случившиеся примерно год спустя, могут объяснить, почему.

В Нью-Йорке Лавкрафт также побывал в недавно открытом Музее Николая Рериха, который тогда располагался на перекрестке 103-й улицы и Риверсайд-драйв (а сейчас - в доме 317 на Западной 107-й улице). Рерих (1874-1947) был русским художником, который провел несколько лет на Тибете и принял буддизм. Его картины Гималаев производят грандиозное впечатление своими изображениями гигантских громад гор, а также своими яркими и незабываемыми красками. Его творчество кажется совершенно несвязанным с западными художественными движениями того периода и, видимо, ближе всего к русскому народному искусству. Лавкрафт, посетив музей вместе с Лонгом, пришел в полный восторг:

Ни Белкнэп, ни я никогда не бывали здесь раньше; и когда мы узрели-таки его причудливое и эзотеричное содержимое, то буквально обезумели от представленных сказочных видов. Несомненно, Рерих - одна из тех редких фантастических душ, что смогли кинуть взгляд на гротескные, ужасные тайны вне пределов пространства и времени и что сохранили некоторую способность намекать на увиденные чудеса.

Рериха, возможно, нельзя считать именно фантастическим художником, но для Лавкрафта он занял свое место рядом с Гойей, Густавом Доре, Обри Бердслеем, С.Х. Саймом, Джоном Мартином (художник и иллюстратор XIX века) и (единственный спорный выбор) Кларком Эштоном Смитом в галерее фантастического искусства.

В остальном, две недели, проведенные в Нью-Йорке, были потрачены на другие походы по музеям (Метрополитен и Бруклинский), а также на привычную череду встреч со старыми друзьями. Состоялось и одно нежданное знакомство - с Хартом Крейном, который явился в гости к Лавмену 24 мая, когда у того был Лавкрафт. "Мост", опубликованный весной того года, сделал его "одной из самых прославленных и обсуждаемых фигур современной американской словесности". Его портрет, написанный Лавкрафтом, одновременно полон восхищения и жалости:

Войдя, он заговорил об алкоголиках на разных стадиях - и о правильном количестве виски, которое нужно выпить, чтобы хорошо выступать на публике - но стоило мимолетно затронуть тему поэзии и философии, как эта низменная сторона его странной двойственной натуры спала словно маска и под ней проступил человек великой учености, интеллекта и эстетического вкуса, который умел спорить так интересно и глубоко, как никто другой в моей жизни. Бедный чертяка - он, наконец, "состоялся", как авторитетный американский поэт, воспринимаемый всерьез всеми рецензентами и критиками; и все же на самом пике своей славы он - на краю психологического, физического и финансового краха и даже не уверен в том, что найдет в себе силы и вдохновение снова создать крупную литературную работу. После трех часов острой и умной беседы бедный Крейн удалился - поискать себе виски и избавиться от реальности на остаток ночи!