С. Джоши - Жизнь Лавкрафта

На этом этапе уже должно быть понятно не только, почему Лавкрафт столь упорно цеплялся за традицию, но и почему он столь рьяно стремился оградить свою цивилизацию от враждебного натиска - от иностранцев, от нарастающей механизации и даже от радикальных эстетических движений. В 1931 г. он все еще отстаивает биологическую неполноценность чернокожих ("Черный бесконечно низшее существо. Это совершенно бесспорно для нынешних несентиментальных биологов - выдающихся европейцев, для которых не существует проблемы предубеждений"); но постепенно его взгляды смещались в сторону веры в радикальную культурную несовместимость разных рас, этнических и культурных групп и даже национальностей. В 1929 г. он реально признавался, что "культура французов глубже нашей", а позже восхищался упорством, с которым граждане Квебека сохраняют французские обычаи; но тем не менее он полагал, что французы и англичане должны держаться порознь, чтобы каждая нация могла сберечь свое собственное культурное наследие. Я не хочу касаться сейчас расовых взглядов Лавкрафта - укажу лишь, что он все еще верил в то, что даже малая примесь чужой крови ослабит те узы традиций, которые представлялись ему нашим единственным спасением от бессмысленности бытия.

Однако с течением времени Лавкрафт начал чуять присутствие куда большего врага традиций: машинной цивилизации. Его взгляды на нее никак нельзя назвать оригинальными - они обнаруживаются у многих мыслителей того периода; но его высказывания одновременно резки и убедительны. Две книги сильно повлияли на мнение Лавкрафта об этой проблеме, хотя он и мог бы справедливо заметить, что он добрался (хотя бы смутно) до тех же самых фундаментальных выводов еще до знакомства с ними. Это были "Закат Европы" (Der Untergang des Abendlandes [1918-22]; переведен в двух томах в 1926 и 1928 гг.) Освальда Шпенглера и "Современный характер" (1929) Джозефа Вуда Кратча. Лавкрафт прочел первый том Шпенглера (насколько мне известно, второй он так и не прочтет) весной 1927 г., а Кратча, похоже, не позднее осени 1929 г.

Долгое время Лавкрафт был склонен принимать основной тезис Шпенглера о последовательном расцвете и падении цивилизаций, когда каждая из них проходит через периоды юности, зрелости и старости. Позднее он, как и многие другие, выражал сдержанные сомнения в степени адекватности этой биологической аналогии; но в остальном он принял Шпенглера с энтузиазмом.

Политические интересы Лавкрафта в это время все еще находились, скорее, в царстве теории, чем имели отношение к текущей политике. В 1928 г. он по-прежнему признавался, что "реальный интерес к политике у меня в сущности нулевой". Он поздравляет тетю Лилиан с избранием Кулиджа в 1924 г., а потом в течение четырех лет не упоминает ни о нем, ни о любом другом политическом событии. В 1928 г. он признается, что поддерживает Гувера, хотя, подозреваю, в значительной степени потому, что кандидат демократов, Альфред И. Смит, выступал против сухого закона (который Лавкрафт в целом по-прежнему поддерживал, хотя и явно осознавал трудности с его воплощением в жизнь), а также был сторонником изменения ограничительных законов об иностранной иммиграции, принятые ранее.

Лавкрафта критиковали за то, что он не обратил никакого внимания на крах фондовой биржи в октябре 1929 г., однако полный масштаб депрессии стал очевиден только по прошествии нескольких лет; литературный бизнес самого Лавкрафта, кажется, не особенно пострадал в результате обвала биржи (не то, чтобы он когда-либо процветал), да и в любом случае он на собственном опыте испытал все трудности жизни безработного в Нью-Йорке якобы цветущих 1920-х гг. И все же включение обширных - и довольно мрачных - размышлений о политике в "Курган" в конце 1929 г. вряд ли могло быть случайным.

С точки зрения эстетики отказ Лавкрафта от декадентства и почти полное отвержение им модернизма позволили ему вернуться к своего рода усовершенствованному представлению XVIII века об искусства как об изысканном развлечении. Действительно, он мимоходом использует именно это выражение в письме Элизабет Толдридж, и она в своей викторианской манере выражает удивление и несогласие; так что Лавкрафту приходится уточнить свою позицию. При этом он обращается к новейшим открытиям в биологии - надеясь с их помощью найти способ отличать истинное искусство от подделки:

Строго говоря, безжалостные требования, диктуемые реакциями наших желез и нервов, по своей природе чрезвычайно сложны, противоречивы и властны; и подчиняются жестким и запутанным законам психологии, физиологии, биохимии и физики, которые должны быть всерьез изучены и хорошо известны, прежде чем с ними действительно можно будет иметь дело... Фальшивое или неискреннее развлечение - род деятельности, который в действительности не соответствует психологическим потребностям человеческой железисто-нервной системы, но лишь притворяется таковым. Настоящее развлечение - то, что основано на знании реальных нужд и по этой причине полностью их удовлетворяет. Этот последний вид развлечения - и есть искусство, и во всей вселенной нет ничего более важного.

Суть этого отрывка опирается на открытии, тогда недавнем, важности влияния секреторных желез на человеческое поведение. Однако многие биологи и философы сильно преувеличивали это влияние. Типичный пример - "Железы, регулирующие личность" Луи Бермана (1921), книга, рекомендуемая Лавкрафтом в "Советах читателю" (1936): сосредотачиваясь на эндокринных железах (преимущественно надпочечных, щитовидной и гипофизе), Берман утверждает, что они контролируют - а, возможно, даже порождают - все эмоции, а также воображение и интеллект:

Эндокринные секреции создают и определяют большинство врожденных способностей индивида и их развитие. Они контролируют физический и умственный рост и все основные метаболические процессы. Они главенствуют над всеми жизненными функциями на протяжении трех циклов жизни. Они взаимодействуют в тесной связи, которую можно сравнить с объединенным управлением. Расстройство их функций, будь то недостаток, избыток или аномалия, нарушает все -телесное равновесие, оказывая воздействие на мозг и внутренние органы. Одним словом, они управляют человеческой натурой, и тот, кто управляет ими, управляет и ею.

Давайте опустим тот факт, что доводы Бермана отчасти евгенические и даже расистские (он заявляет, что у белых секреция внутренних желез сильнее, и потому они превосходят негров и монголоидов); его взгляды, даже в более экстремальной форме, были совершенно типичны. Современные эндокринологи куда более сдержаны в своих оценках: продукция желез (гормоны), определенно очень важны для физического и сексуального развития но взаимосвязь между железами, центральной нервной системой и эмоциями с разумом все еще очень неопределенна.