Виктор Конов - Епистинья Степанова

«Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!..» — предупреждал Пушкин тех, чьи поместья, имения, дворцы островками стояли в многонациональном, бесправном мужицком море.

Хотя бы из чувства самосохранения дворянству, аристократии и кормившимся около них всевозможным деятелям правящего слоя надо было бы поступиться, поделиться с народом землей и правами. Надо было бы постепенно, но твердо и непреклонно, издавая указ за указом, «размораживать» реку народной жизни, приспосабливать государственное устроение к живой жизни народа, к его вековой цели. Надо было… Но решимости господ хватило лишь на то, чтобы под угрозой всенародного взрыва отменить в 1861 году крепостное право, так и не дав все же толком народу землю, обозлив его. Попытался было сделать это премьер-министр Столыпин в начале прошлого века, но был убит.

Удобно было господам такое устройство, казалось таким естественным! И многие из них не могли понять, а тем более смириться с тем, что на протяжении веков, а особенно после 1917 года, их, таких добрых, умных, тонких, образованных, любящих Отечество и много сделавших для него, убивали, грабили, жгли «эти грубые, невежественные, дикие, злобные мужики» или солдаты, «не имевшие никакого понятия» о свободе, демократии, человеколюбии, правах. Разрушали дворцы, храмы, построенные ими же, мужиками, но для господ.

С удивительной, удручающей закономерностью возникновение правящего, привилегированного слоя произошло и после взрыва 1917 года. Снова образовалась «старшина», которая выдвигала, поддерживала и контролировала новых «царей», новых вождей, снова народ был опутан множеством правил, порядков, установлений, снова лишен земли и воли, ввергнут в нищету. Неужели эта закономерность неистребима, неизбежна? Неужели народ обречен тащить на шее свою «старшину»? А если нет, то что же надо делать? В чем ошибка народа?..

Вот и в казачьей среде ускоренно начала вить паутину административно-государственная система. Богатые, влиятельные казаки получали офицерские и генеральские звания, становились «дворянами», белой костью; с радостью и жадностью набросились они на чины, мундиры, ордена, жалованья, прочие привилегии и дорожили ими больше, чем казацкой волей, о которой не прочь были попеть старинные песни. Песен, преданий, громких пышных слов о вольной казацкой жизни звучало все больше, разносилось все шире, а самой воли становилось все меньше.

Казаки простодушно думали вначале: нельзя им ссориться с царями и властями, надо водить с ними дружбу. Теперешние атаманы это умеют. За их спиной и всем казакам будет хорошо. Земли-то вон сколько!.. И действительно, царскую милость Екатерины казачьи атаманы преданно превратили в особые отношения кубанцев с царским престолом, из кубанских казаков в знак особого доверия составлялся царский конвой в столице империи.

А ведь император Павел I вскоре после смерти Екатерины II упразднил Войсковое правительство, вместо него была образована войсковая канцелярия с правами губернского правления. Император сам назначал теперь войскового атамана — главного казачьего начальника.

Царям и властям ни к чему были слишком вольные казаки, которые бы сами выбирали всех начальников: это дурной пример для народа, и сами казаки в отличие от своих сговорчивых «вождей» легко могут выйти из подчинения. Хоть и на хороших условиях, с добрыми наделами земли, но казаков включили в государственную систему. Они стали частью армии и в этом качестве много хорошего сделали для государства, для Отечества. Но разве только лишь этого хотели казаки, переселяясь в дикие степи?..

В утешение оставили кубанцам право выбирать куренных атаманов, местную власть, но выбирать — из числа старшины.

Понадеялись потомки вольных запорожцев на своих начальников и упустили волю.

Нескладно получилось у них и с землей.

Многие из казаков еще в Запорожье селились на хуторах в степи, где заводили семьи и большое хозяйство: стада скота, птицы, растили хлеб. Для работы нанимали бесправных беглых крестьян или своих бедных собратьев-казаков. И как только сорок куренных обществ получили свои земельные угодья на Кубани и стали основывать поселения, богатые и просто ловкие казаки ринулись в степь, захватывая лучшие участки земли и строя на них хутора. Началась хуторская, а точнее, земельная лихорадка.

«Порядок общей пользы» попытался придать этому ажиотажу черты законности. В нем говорилось, что право на хутора, мельницы, рыболовные заводы имеют те старшины и казаки, которые лично участвовали в войне с Турцией. Но невозможно и некому было четко определить, кто участвовал, а кто не участвовал.

Старшине выгодна была путаница: под шумок, в неразберихе она вдоволь обеспечила землей себя и свою родню.

Особенно любили казачьи «вожди-наставники и попечители общих благ» селиться на Кирпилях. Места замечательные: далеко от беспокойной границы, но и не глушь, рыбная река, плавни, луга. Не стеснялись вожди-наставники иметь по два-три хутора.

Границы отводимых участков указывались широко и неопределенно. Немало участков заняли без всяких разрешений. Начались стычки владельцев хуторов, в которых побеждал сильный — более богатый, бесцеремонный и хваткий.

Земля считалась общей и принадлежала всем казакам, права личной собственности на землю вначале не было. Но где тут, в лихорадке, смотреть за правами, кто будет смотреть? Бери, не зевай, хватай, пока не поздно!

За начальством хлынули в степь рядовые казаки. Хутора в степи росли сотнями. Все больше и больше казаков переселялось в степь из куренных селений. Достать казаков с хуторов для несения службы стало почти невозможно, не хотели хуторяне покидать теплую хату и идти под пули горцев на границу. Посыльных прогоняли с хуторов.

Администрация войска начала многолетнюю войну с хуторянами, в основном с рядовыми казаками, сносила их хутора и возвращала в куренные селения. Отношения между старшиной и рядовыми стали еще хуже. Где уж тут «товариство»!

Разные были хутора, разные хозяева, но все они нуждались в рабочих, чтобы справиться с делами на нахватанной земле. В первые десятилетия казаки не только звали, приглашали, просили переселяться к ним, но и заманивали, даже воровали крестьян в ближайших губерниях, скрывали на хуторах беглых и «сумнительных» людей. Конечно, всех их заставляли работать на хозяина хутора.

Жадность не имеет пределов. Разбогатевшие хуторяне зарились на земли друг друга, покушались и на земли станичных обществ. Иногда станичные общие земли были так окружены землями богатых хуторян, что проезжать к ним или прогонять туда скот поневоле приходилось по участкам хуторян. Это приводило к столкновениям: хуторяне загоняли скот станичников или других хуторян к себе, если он оказывался на их участке, морили голодом, распарывали животы, обрезали соски у коров.