Георгий Агабеков - Секретная политика Сталина. Исповедь резидента

– Мы сделаем все, что ты прикажешь, – без колебаний ответили они.

И я им выдал по десять рублей аванса. Дальше уже пошло как по маслу. Через месяц после первой встречи я отправил первую партию эмигрантов на родину, расставил в окружении эмира бухарского больше, чем нужно, информаторов для дальнейшей работы.

– Исак-хан, – обратился я к наиболее ловкому из моих информаторов-бухарцев, встретив его в горах на условленном месте, – мне нужно получить именной список всех эмигрантов-бухарцев в Кабуле. Сможешь ли ты достать?

Маленького роста, краснощекий, с хитрыми карими глазами, Исак-хан подумал несколько минут и ответил:

– Конечно, можно, только это будет стоить денег.

– Ладно, я и так тебе плачу много. Достань этот список, и я выдам тебе, кроме жалования, сто рупий награды, – предложил я.

– Сделаю, саиб, и принесу через неделю, – сказал он и ушел быстрой деловой походкой.

Через неделю мы вновь встретились на том же месте.

– На, возьми, – сказал Исак-хан, вынимая из-за пазухи большой сверток бумаги. – Тут имена всех бухарцев в Кабуле.

Я стал просматривать список и обратил внимание, что кроме имен и фамилий имелись и подробные биографии.

– Как ты достал это, Исак-хан? – спросил я, передавая ему мешок с рупиями.

– Саиб, мне долго пришлось работать. Я сказал всем своим, что хочу написать книгу истории Бухары, в которую хочу включить имена всех моих славных сподвижников. Я сказал, что эту книгу напечатаю и вся Бухара, весь мир будут читать эту книгу и прославлять героев, воевавших во славу ислама. И вот каждый приходил записать свое имя и давал подробные сведения о себе, чтобы его не спутали с другими однофамильцами, – рассказывал он, улыбаясь.

– Молодец, спасибо, скоро поедешь домой, будешь большим человеком, – ответил я.

– Саиб, – вдруг умоляюще начал Исак-хан, – ты знаешь, когда я приеду в Бухару, я хочу жениться. Так вот, я прошу тебя написать в Москву, чтобы государство выдало мне медаль.

– Зачем тебе медаль? – спросил я.

– Когда я буду иметь медаль, все девушки будут меня любить, и каждый бухарец согласится, чтобы я женился на его дочери. Пожалуйста, саиб, сделай это для меня, – просил он.

– Хорошо, вот кончишь работать, поедешь в Бухару, и мы дадим тебе большую медаль, – ответил я, смеясь в душе его наивности.

Исак-хан обрадовался. Он верит мне, ибо я всегда выполнял обещания. Он будет усердно работать, чтобы заслужить медаль у советской власти.

Я же обещал потому, что я должен был выполнить один из параграфов полученного из ГПУ письма. Впрочем, я выполнил свое обещание. Перед отъездом его в Бухару я ему подарил мой значок, АВИАХИМа [41], очень красивый и смахивавший на медаль.

Я сидел на квартире у своего секретного агента Хачубея, служившего в афганском военном министерстве. Кроме меня и хозяина, в комнате находился и главарь хатегинских басмачей Фузаил-Макеум. Он стоял в дальнем углу на коврике и молился. Человек, поражавший своей жестокостью даже жителей Востока, он сейчас смиренно, как дитя, стоял на коленях и молился своему Богу. Он также состоял у меня секретным агентом, глядя на его молитвенную позу, я невольно про себя думал: «А черт знает, что у этого фанатика на уме».

Мы втроем ждали главу ферганских басмачей Курширмата. По агентурным сведениям, в период его борьбы против советской власти в Туркестане он заключил письменное соглашение с англичанами, в котором они обещали ему помочь оружием и деньгами в борьбе с большевиками. Получить такой документ в руки в 25-м году, после опубликования «письма Зиновьева» [42], имело для нас колоссальное значение. Советское правительство смогло бы этим документом играть на общественном мнении Европы. Поэтому я имел инструкцию из ГПУ идти на все уступки, лишь бы заполучить этот документ.

Я, признаться, с любопытством и нетерпением хотел увидеть Курширмата, прославившегося своей жестокостью на всю Среднюю Азию. Именуя себя Джаанаем (покорителем мира) и считая себя потомком Чингисхана, Курширмат уничтожал все и всех на своем пути. За период его деятельности в Туркестане он и его клика уничтожили до десяти тысяч мирных жителей. Наконец пришел Курширмат в сопровождении своего охранника. Среднего роста, худощавый, с забинтованным черным бинтом одним глазом. Черная чалма, которую он носил на голове, еще более оттеняла желтизну его лица. Кивнув нам головой, он уселся в конце длинного стола. Почва для переговоров между нами была уже подготовлена заранее Хасан-беем, и поэтому я сразу начал говорить о деле.

– Я говорю с вами, Шир-Ахмед, от имени советской власти. Мы предлагаем вам полную амнистию при условии, что вы подробно расскажете о ваших сношениях с англичанами, распустите имеющихся здесь ваших людей и объявите всем вашим сторонникам в Фергане, что прекращаете борьбу с нами и подчиняетесь советской власти, – перечислял я наши условия.

– Хоб, а что я буду делать, когда я вернусь в Туркестан? – спросил он.

– Советское правительство вам назначит пенсию и, может быть, предложит приличествующую вам должность, – ответил я.

Курширмат обдумывал мое предложение, насколько можно было судить по одному глазу.

– Хорошо, я подумаю над вашим предложением, – наконец ответил он.

– Правда ли, что вы вели переговоры с англичанами и заключили с ними договор? – спросил я.

– Да, я имел с ними беседу, будучи в Пешаваре [43]. Они мне многое обещали, а на самом деле ничего не помогли, – неохотно ответил он.

– Что же, вы имели с ними письменное соглашение, или как? – поставил я интересующий меня вопрос.

– Нет, у нас не было письменного соглашения. Я имел личную беседу с одним крупным английским чиновником, – ответил он.

Итак, значит, письменного документа нет. Мои сведения не подтвердились. Компрометирующего англичан документа опять не оказалось. А жаль! Какой был удобный случай доказать всему миру миролюбие Советов и империалистические тенденции против пролетарского государства. Но ведь не может быть! Где-нибудь и что-нибудь англичане готовят против Советского Союза и, хотя они народ и хитрый, должны оставить хоть какие-нибудь следы. Нужно искать, и искать хорошенько.

И я искал, долго искал. Целых шесть лет после этого случая я проникал в тайны английской политики. За это время было добыто много всяких секретных документов английской дипломатии. Но, увы! Компрометирующих англичан документов мы нигде не находили.

Чем это объяснить? Хитрой работой англичан или честным выполнением взятых на себя обязательств?

А Курширмат? С минуты, когда мне стало ясно, что у него нет документов, я потерял к нему острый интерес. Он после переговоров стал таким же рядовым секретным агентом, как и многие другие.