Георгий Агабеков - Секретная политика Сталина. Исповедь резидента

Мы проходили по внутреннему двору ГПУ, разгороженному деревянным забором, у которого стоял часовой. За этим забором помещалась часть внутренней тюрьмы. Недалеко от часового стоял большой грузовик-ящик, окрашенный в черный цвет. Эту машину, когда она мчится по улицам Москвы, жители называют «черный ворон». Сейчас шофер возился с машиной. Видимо, чистил после ночной работы.

– Когда я вижу эту машину, меня дрожь берет, – сказал Кеворкян, обращаясь ко мне на армянском языке.

– Что, у тебя совесть нечиста? – спросил я. – Нечего дрожать, лучше привыкай. Тебе ведь не миновать внутреннего двора, – добавил я, смеясь.

Мы спустились в буфет, где была уже масса народу. Тут можно увидеть зеленую форму особого отдела или пограничной охраны, кое-где мелькают красные околыши сотрудников комендатуры. Много женщин, и несколько человек в штатском. Это сотрудники иностранного отдела. Буфет при ГПУ – это маленький клуб сотрудников, который посещался охотнее, чем клуб ГПУ на Большой Лубянке, ибо в буфете сотрудникам ГПУ выдавались масло, яйца, хлеб, что в городе можно было достать с большим трудом.

Кругом шла оживленная беседа между завтракавшими сотрудниками, но никто не говорил о делах. Во-первых, нельзя, а наконец, дела настолько опротивели, что о них стараются как можно меньше вспоминать.

Наскоро позавтракав, мы возвратились к себе наверх. В комнате уже сидел другой сотрудник сектора Макарьев, бывший моим помощником в Персии, и начальник англо-американского сектора Борисовский-Мельцер, помещавшийся в одной комнате со мной.

– Ну, Коля, давай расскажи мне о положении нашей работы среди восточных контрреволюционных партий, – пригласил я Кеворкяна.

– Видишь ли, я специально занимаюсь разработкой кавказских группировок, ибо остальные группы ничего серьезного собой не представляют. Основное – это грузинские меньшевики [135], муссаватисты [136], дашнаки и горцы [137]. Вот сейчас как раз между ними ведутся переговоры к образованию единого фронта, так называемой кавказской конфедерации. Почти все группы, за исключением дашнаков, согласны вступить в этот Комитет объединения. Все эти группы находятся на иждивении той или иной иностранной державы, заинтересованной в сепаратистском движении среди народов СССР. Пока мы имеем документальные данные, что эту группу поддерживают поляки, которые субсидируют их деньгами, подготовляют военных спецов на случай восстания из их национальностей и, естественно, используют их в разведывательных целях. Но по агентурным данным за спиной поляков стоит Франция, под руководством которой работает польский генеральный штаб. Это же подтверждается тем фактом, что центры всех этих групп находятся в Париже. Таково общее положение.

– Ну, а как дашнаки? – спросил я.

– Дашнаки имеют старую, сильную организацию, их поддерживают деньгами из Америки и, кроме того, используют армянскую церковь, которая почти целиком находится под их влиянием. Наконец, по агентурным сведениям их субсидируют англичане. Нужно вообще сказать, что помощь всем контрреволюционным партиям оказывается странами, заинтересованными в кавказской нефти. Вот почему мы полагаем, что тут работают не без участия Детердинга [138], – рассказывал Кеворкян.

– Теперь расскажи, какие меры приняты нами? – спросил я.

– О дашнаках ты знаешь по персидской работе. Мы перехватываем их почту, идущую в адрес представителя дашнаков в Тавризе Ишханяна. По этой переписке мы бываем в курсе их деятельности в Армении и Турции и, в свою очередь, принимаем контрмеры. Другой источник по армянам находится в Константинополе, который передает нам переписку тамошнего патриарха армян Нарояна. Наконец, армянский епископ в Греции Мазлумян по нашим заданиям ведет работу по разложению дашнаков и освещает положение и настроение тамошних армян. Что касается грузинских меньшевиков, то они работают через Турцию и, частично, через Польшу. В Константинополь частенько приезжают Сосико Мдивани и Ной Рамишвили [139] для связи со своими единоплеменниками на Кавказе. Об их выезде из Парижа наша агентура немедленно сообщает нам, и мы всегда бываем наготове. Кроме того, поскольку мы получаем копии протоколов заседаний их группы, мы всегда в курсе дела. Мусаватисты работают также через Турцию и Персию. В Константинополе сидит Мамет Али Расул-заде, который и возглавляет эту партию. В Тегеране проживает его брат, а в Тавризе и Пехлеви их эмиссарами являются Мирза Балла и доктор Ахундов. Все они находятся под прекрасным наблюдением нашей агентуры. В общем же можно сделать вывод, что все эти партии благодаря внутренним раздорам и отсутствию материальных средств никакой серьезной опасности не представляют, несмотря на сильные национальные тенденции среди кавказских народностей, – закончил Кеворкян.

– Судя по твоему рассказу, я вижу, что все наши меры направлены к тому, чтобы парировать работу этих контрреволюционных групп. А почему бы нам не попытаться самим ударить по ним и развалить их центры в Париже? – спросил я.

– Вот то же самое я твержу уже целый год, но наше начальство никак не раскачаешь, – ответил Кеворкян. – Там в Париже до 1927 года вел работу сотрудник Тифлисского ГПУ Лордкипанидзе, которому мы поручили эти задания, но он скоро расшифровался и вынужден был вернуться. С тех пор мы никого не можем послать в Париж. Правда, недавно мы завербовали одного грузина в Праге и перебросили его в Париж поближе к грузинскому центру, но это не то. По-моему, туда нужно послать своего человека из центра на правах резидента ГПУ.

– А что, если отправить туда Сурена? – сказал я.

– Согласен ли ты поехать в Париж, Сурен? – предложил я Макарьяну.

– Вот я бы поехал в Париж. Эх, и пожил бы я там, – мечтательно сказал Кеворкян, – а меня отправляют в такую глушь, как Персия.

– Что же, я не откажусь, – ответил задумчиво Макарьян.

– Ладно, я доложу об этом Трилиссеру, – сказал я, делая заметку в блокноте.

В 12 часов дня пришел Аксельрод, ведавший работой в арабских странах. Маленького роста, тщательно выбритый и прилизанный, он резко отличался своей внешностью от остальных чекистов, в большинстве неважно одетых. Аксельрод был молодой, случайный чекист. Он работал по линии Наркоминдела секретарем консульства в Геджасе [140] и Иомене [141]. Хорошо образованный, прекрасно владевший большинством европейских языков, в совершенстве арабским, он привлек внимание ГПУ и был завербован, еще будучи в Геджасе. По секрету от консула и Наркоминдела он присылал нам обстоятельные доклады о положении арабских стран. По его возвращении в Москву мы переманили его на службу в ГПУ, дав ему некоторые льготы. В том числе ему разрешалось приходить на службу к 12 часам, ибо по утрам он работал в Ассоциации востоковедения, где он состоял председателем.