Лилия Байрамова - Сальвадор Дали

Совсем иначе решен портрет с витиеватым и длинным названием - Моя повелительница, созерцающая свое отражение в виде архитектурного сооружения (1945). В этой работе ясно читаются и поклон классике, и реверанс в сторону модного сюрреализма. По-энгровски холодная, красивая и изысканная живопись, любование красивой линией спины, пластичностью тканей и складок, и кольцами вьющихся волос легко и изящно переходит здесь в головокружительную сюрреалистическую конструкцию, которая как бы облегчает некую тяжеловесность традиционного реализма и украшает его грациозной, барочной затеей.

Взрыв головы Рафаэля. 1951

Частное собрание

Тайная вечеря. 1955

Национальная галерея искусства, Вашингтон

Между тем летом 1948 года чрезмерно затянувшиеся «американские каникулы» Дали наконец завершились и безмерно истосковавшийся по родным каталонским пейзажам художник возвращается к себе домой, в Порт- Льигат. «Я чувствую себя дома только там, в другом месте я просто на прогулке», - объяснял позже Дали. Корреспондент барселонского журнала Destino, специально посланный в Кадакес, чтобы взять интервью у прославившегося за границей художника, наблюдает трогательнейшую картину: счастливый, как ребенок, Дали радуется чудом сохранившемуся отцовскому дому и встрече с любимыми близкими - с мачехой, сестрой и, в первую очередь, с отцом, с которым у него произошло трудное примирение еще до начала гражданской войны.

Страдания и потери, выпавшие на долю семьи во время страшных бедствий войны, изменили обоих - и отца, и сына.

Явление лица Афродиты Книдской >- в пейзаже. 1981

Фонд Галы и Сальвадора Дали, Фигерас

Они оба излечились от скороспелого атеизма, а младший Дали и навсегда распростился с леворадикальными увлечениями своей слишком воинственной молодости. Еще в 1940 году, заканчивая Тайную жизнь Сальвадора Дали, он резко и вдохновенно писал: «Довольно отрицать - пришла пора утверждать. Хватит выправлять - надо поднимать, возвышать, сублимировать. Хватит растаскивать - надо собирать и строить. Хватит забавляться автоматическим письмом - надо вырабатывать стиль. Пора кончать с разрушением и разбродом - надо учиться ремеслу. Довольно скепсиса - нужна вера. Довольно блуда - нужна чистота. Довольно уповать на коллектив и униформу - нужна индивидуальность, личность. Нужна иерархия. И хватит экспериментов - нужна Традиция. Ни революций, ни контрреволюций - ВОЗРОЖДЕНИЕ!»[ 1С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. С. 351 -352.].

Ловля тунца. Ок. 1966-1967

Фонд Поля Рикара, остров Вендор

Дали со спины, пишущий Галу со спины Ок. 1972-1973

Фонд Галы и Сальвадора Дали, Фигерас

На нашумевшей лекции в барселонском «Атенее» Дали демонстрирует деревянный двузубец как символ собственной жизни и философии:

«Левый зубец олицетворял бунтаря и богохульника Дали 1923 года, а правый - мистика Дали 1950 года». Там же Дали постулирует и те новые духовные ценности, на которые, по его мнению, и должно опираться искусство - это вера, мистическое откровение Библии, переосмысленное в свете последних достижений науки, и великая традиция Возрождения.

И будто подтверждая верность избранной духовной позиции, к которой он пришел за годы отсутствия в Испании, Дали в течение весны и лета 1949 года кропотливо пишет совсем небольшое полотно Мадонна Порт-Льигата, которым открывается принципиально новый этап в искусстве Дали. Отныне им владеет одна амбициозная цель - удивить весь мир возрожденным благородным мистицизмом Испании, создать новую религиозную живопись с мощным современным звучанием, влить новое вино в забытые старые мехи. На одном пространстве он хочет соединить высокую традицию Возрождения с уже испорченным вкусом своих современников, увязать прошлое с настоящим, тысячелетнюю веру с прорывами современного интеллекта в глубинные тайны материи.

«Мне понадобилось десять лет, - пишет он, - чтобы выиграть свою сюрреалистическую битву. Теперь мне нужен всего год, чтобы выиграть мою классическую, реалистическую и мистическую битву. Со мной - все, кто обладает чувством интуиции, новый дух эпохи, новая интеллигенция. Я выиграю битву за испанскую живопись»[ 1Ян Гибсон. Безумная жизнь Сальвадора Дали. С. 454.].

Его живопись, такая нервная, взвинченная, импульсивная в 19201930-е годы, такая хаотическая и перегруженная деталями, теперь как будто успокаивается, становится тише и мягче, как будто ее легким крылом коснулся ангел гармонии. Мадонна Порт-Лылгата (1949) - это почти буквальное повторение пленительных мадонн Возрождения: тот же небесный и чистый облик Девы Марии, та же ясная строгая композиция и симметричность, та же гармония красок. Все то же самое, если не считать тех странных и таинственных метаморфоз, которые происходят и с самой Мадонной, и с младенцем Христом, с ее троном и со всем ее окружением. Вся эта красивая, неподвижная группа как будто бы медленно разлетается в разные стороны, тела и предметы, кажущиеся такими плотными и материальными, на самом деле явно бесплотны: сквозь Мадонну и Младенца видны сиреневое небо и море, и все вместе парят в безвоздушном пространстве, в космической невесомости, о существовании которой Дали вряд ли знал в 1949 году, но которую он, тем не менее, очень убедительно изобразил.

Вселенский собор. 1960

Музей Сальвадора Дали, Сент-Питерсберг

Но есть ли в этой прозрачной и словно хрустальной работе искомая вера? Вера, по которой так томился Дали? Не знаю. Скорее, есть тоска по некоему совершенству, по высоте, по гармонии, которая все разрешит и все успокоит, мучительное вглядывание в небо, которое ответит, не может не ответить на все мучающие человека вопросы.

«Небо... - писал Дали в 1940 году. - Это его я искал, изо дня в день раздирая крепкую, призрачную, сатанинскую плоть моей жизни. И когда тыкал костылем в изъеденного червями, загнившего ежа, я искал - небо. И когда клонился над черной бездной. Тогда и всегда.

Но где же оно, небо? Что оно такое? Небо не над нами и не под нами, не слева и не справа. Небо - внутри человека, если он верует.