Владислав Артемов - Рябушкин

В то время во главе училища стояли такие художники, как Перов, Прянишников, Евграф Сорокин, почти сразу оценившие способного крестьянского мальчика. Он был освобожден от платы за обучение. Евграф Сорокин «распекал его», что было уделом только одаренных, а Перов звал его ежедневно обедать - тоже привилегия талантов.

Товарищами и современниками Рябушкина по училищу были такие художники, как Архипов, братья Коровины, Левитан, Нестеров...

Рябушкин учился хорошо. Думается, что художественное воспитание Рябушкина по тому времени полностью совпадало с жизненными представлениями крестьянского мальчика. Здесь были заложены и укреплены те устои, которые сделали из Рябушкина столь характерно русского художника. Московское училище живописи, ваяния и зодчества дало ему прочную профессиональную основу живописи. В училище скоро заметили талант Рябушкина, он был переведен в главный класс - натурный, где был любимцем В.Г. Перова, к которому Рябушкин, как и большинство его тогдашних товарищей, питал искреннее уважение и которого признавал как непререкаемый авторитет. Но благоговение перед Перовым не помешало начинающему художнику смотреть своими глазами на жизнь.

Волхвы

Костромской государственный объединенный художественный музей

Ноев ковчег. 1882

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

В училище свободно рисовали с натуры. При обязательных вечерних гипсовых классах существовали утренние классы портретной живописи. В натурном классе старались рисовать живых натурщиков, не подогнанных под Аполлонов и Геркулесов, как в тогдашней Академии художеств. Рябушкин делал очень быстрые успехи и, во всяком случае, не зря уже 18-летним юношей очутился в натурном классе, где большинству его товарищей было под 30 и за 30 лет. Тенденции передвижничества были тогда, конечно, незыблемы, и в ученических эскизах на заданные и собственные темы царили жанр и сюжеты из русской истории. И вот на ученических выставках появились обратившие общее внимание на совсем еще молодого художника жанры: сначала Сцена у дьячка, а затем Крестьянская свадьба в Тамбовской губернии.

Крестьянская свадьба в Тамбовской губернии была приобретена Третьяковым, о ней заговорили. Эта картина, при ее традиционном для искусства 1870-х годов сюжете и ученической скованности, в основе своей была уже рябушкинской вещью. Уже здесь проявляется сдержанность и мягкость художника в передаче чувств, наблюдательность в изображении жестов, движений фигур, любовь к праздничности цвета.

После смерти Перова Рябушкин, не окончив училища, отправляется в Петербург, в Академию художеств, где его зачисляют в «академисты» натурного класса. Это произошло в начале октября 1882 года. В Петербурге Андрей Петрович устраивается в так называемом «Московском подворье». Это меблированный дом на Седьмой линии Васильевского острова - излюбленное местопребывание молодых московских художников.

Снятие с креста (Голгофа). 1890

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Тут у него завязываются близкие отношения со многими учениками Академии художеств. Когда же Рябушкин заявил о себе выдающимися работами, ему было предоставлено право жить на «казенной квартире» в стенах самой Академии. Впрочем, это звучит слишком громко, так как «квартира» представляла, в сущности, каморку где-то под крышей. Впрочем, ему было все равно, лишь бы можно было работать... И Андрей Петрович работает не покладая рук. Работник он был первоклассный и часто помогал однокашникам, приходившим к нему за советом. Но еще к нему влекла всех непосредственность его натуры, скромность, серьезность, весь его внешний и внутренний облик, обладавший какой- то гармоничной мягкостью, спокойствием... В жизни встречаются иногда удивительно счастливые люди, всюду вызывающие к себе самое искреннее чувство симпатии. К таким именно счастливцам принадлежал и А.П. Рябушкин. Редко от кого приходилось слышать о нем слово неодобрения. Его небольшая, но чрезвычайно пропорциональная фигура, бледное лицо, обрамленное русой бородой, светлые белокурые волосы, всегда немного взлохмаченные, тонкая изящная линия носа и рта, кроткое выражение глаз, тихий грудной голос и некоторая застенчивость подкупали всех и каждого. На людей, мало его знающих, он производил впечатление угрюмого человека, необщительного, в действительности же этого не было: он просто подолгу присматривался ко всем новым людям, изучал их. Вполне свободно Андрей Петрович чувствовал себя только в кругу своих друзей и в этих случаях бывал очень весел, остроумен и разговорчив. Одной из причин подобной осторожности являлось, вероятно, его крайне чуткое самолюбие, которое он тщательно оберегал от всяких случайностей, предпочитая сосредотачиваться в самом себе, и по большей части молчал. Его творческий процесс тоже был отмечен самоуглублением: он долго вынашивал назревавшие идеи до тех пор, пока они не становились для него совершенно ясными.

Для начинавших и неопытных художников академическая школа того времени была если не пагубной, то в определенной степени вредной. Группам «москвичей», время от времени появлявшихся в Академии художеств, всегда бывало там не по себе. Обычно они сразу вызывали внимание, интерес и даже восхищение учеников, но как бы не замечались, даже игнорировались профессорами. Их реалистический рисунок и живопись не подходили под академическую мерку, им очень трудно было претендовать на медали.

Почти одновременно с Рябушкиным поступили в Академию художеств Нестеров и Архипов. Пробыв по два года в натурном классе Академии и не добившись признания, они вернулись опять в Москву.

Рябушкин был в этом смысле одним из счастливых исключений, он получил четыре обязательных серебряных медали. В 1890 году он окончил Академию художеств, пробыв в ней восемь лет. Впрочем, нельзя сказать, чтобы его морили. Вскоре по поступлении в Академию он весь отдался иллюстрационной работе и, по-видимому, не особенно торопился с окончанием учебы, иногда целыми месяцами не посещал занятий.

В академический период жизни Рябушкина в многочисленных работах, как бы они ни казались сравнительно слабы и неоригинальны, начала складываться его самобытность, развилось то первоначальное умение, которое покорило даже академических профессоров. Работал он в то время так легко и быстро, что ему ничего не стоило справляться с академическими классными работами. Среди учеников он уже пользовался репутацией настоящего таланта, и, когда, наконец, явился в этюдный класс для писания этюда на большую серебряную медаль к полугодовому экзамену, тихий, скромный, молчаливый, одетый в старенький черный сюртук, и начал быстро и легко писать, все в перерывах толпились перед его мольбертом, как бывало всегда перед выдающимися этюдами.