Антон Первушин - Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля

– А ты почему такой спокойный? Наверное, уже не раз прыгал?

– Нет, – говорю, – впервые…

Не верили мне девчата. И только когда мы стали надевать на себя парашюты, убедились, что я не лгу. У меня не ладилось дело с лямками и карабинами так же, как и у них. Непривычно было. Сзади большой ранец с основным парашютом. Спереди тоже ранец, поменьше, – с запасным. Ни сесть, ни встать, ни повернуться… Как же, думаю, обойдусь там, в воздухе, со всем этим хозяйством? Оно как бы связало меня по рукам и ногам…

С детства я не любил ждать, особенно если знал, что впереди – трудность, опасность. Уж лучше смело идти ей навстречу, чем увиливать да оттягивать. Поэтому я обрадовался, когда после первого „пристрелочного“ прыжка Дмитрий Павлович [Мартьянов], выкрикнул:

– Гагарин! К самолету…

У меня аж дух захватило! Как-никак это был мой первый полет, который надо было закончить прыжком с парашютом. Я уж не помню, как мы взлетели, как По-2 очутился на заданной высоте. Только вижу, инструктор показывает рукой: вылезай, мол, на крыло. Ну, выбрался я кое-как из кабины, встал на плоскость и крепко уцепился обеими руками за бортик кабины. А на землю и взглянуть страшно: она где-то внизу, далеко-далеко. Жутковато…

– Не дрейфь, Юрий, девчонки снизу смотрят! – озорно крикнул инструктор. – Готов?

– Готов! – отвечаю.

– Ну, пошел!

Оттолкнулся я от шершавого борта самолета, как учили, и ринулся вниз, словно в пропасть. Дернул за кольцо. А парашют не открывается. Хочу крикнуть и не могу: воздух дыхание забивает. И рука тут невольно потянулась к кольцу запасного парашюта. Где же оно? Где? И вдруг сильный рывок. И тишина. Я плавно раскачиваюсь в небе под белым куполом основного парашюта. Он раскрылся, конечно, вовремя – это я уж слишком рано подумал о запасном. Так авиация преподала мне первый урок: находясь в воздухе, не сомневайся в технике, не принимай скоропалительных решений».

Тут остается добавить, что трехместный «По-2» («У-2СП»), с которого прыгал Гагарин, пилотировал Егор Спиридоновым Суриков, читавший «учлетам» курс по материальной части самолетов, а инструктором был, как и сказано выше, Дмитрий Павлович Мартьянов.

Всё это хорошо, но от текущих занятий в техникуме Юрия никто не освобождал. Через два дня, 20 мая, он отдал свой дипломный проект на отзыв консультанту Цукерману, начальнику литейного цеха завода «Серп и молот».

23 мая вышел приказ № 33 по Саратовскому областному аэроклубу ДОСААФ: «О допуске курсантов-пилотов первоначального обучения к учебным полетам на самолете Як-18. Нижепоименованные курсанты-пилоты первоначального обучения, прошедшие врачебно-летную и мандатную комиссию, оформившие личные дела, а также сдавшие зачеты по теоретическим дисциплинам с оценками не ниже „хорошо“, прошедшие наземную подготовку по упражнениям первой задачи КУЛП – 1951 года и выполнившие парашютный прыжок, допускаются к учебным полетам на самолете Як-18 и закрепляются для летного обучения за инструкторско-летным составом аэроклуба». КУЛП-1951 расшифровывается как «Курс учебно-летной подготовки», разработанный в 1951 году. Наземные упражнения первой задачи для «Як-18» включали: проверку знаний авиационной техники, изучение инструкций по производству полетов и проверку знаний инструкции по пилотированию самолета.

Следующее упражнение, состоявшее в проверке техники пилотирования, должно проводиться в воздухе – на самолете с инструктором. Для того чтобы приступить к ним, Юрий должен был через неделю, 30 мая, отправиться в составе 2-го звена 6-й летной группы на аэродром «Дубки». Чтобы ничего не отвлекало от первых полетов, курсанты переводились на режим лагерного сбора, то есть поселялись в палатках посреди дубовой рощи, несли внутреннюю службу и готовили свою авиатехнику. Однако на июнь назначена защита диплома – ответственное мероприятие, требующее предшествующей напряженной подготовки с «подрезанием хвостов». Как оказаться в двух местах одновременно? Инструктор Мартьянов, который уже успел проникнуться проблемами Гагарина, согласился летать с ним в неурочное время – в часы, когда Юрий сможет приезжать на аэродром. Оставалось закрепить «особое отношение» в документе, и начинающий летчик написал заявление на имя начальника аэроклуба – подполковника Григория Кирилловича Денисенко, Героя Советского Союза, – с просьбой предоставить ему месячный отпуск для сдачи выпускных экзаменов и защиты дипломной работы.

Денисенко по этому поводу вспоминал (цитирую по статье Павла Мицкевича «Гагарин мог стать не летчиком, а литейщиком», опубликованной в «Комсомольской правде – Беларусь» 4 февраля 2015 года): «В то время был запрет брать ребят из других учебных заведений. После войны стране нужны были специалисты среднего звена – производство налаживать. Государство заплатило за обучение литейщика, его уже ждет рабочее место, а он в летчики идет. Пришлось парня отстаивать. Я увидел, что он стремится к цели. Почему ж не помочь? А по нему сразу было видно: хочет стать авиатором. Я сказал ему так: приходи, но только с красным дипломом. Тогда похлопочу. Пет – значит, останешься литейщиком. Потому что летчик должен быть грамотным. В авиации вообще не существует троек – только хорошо и отлично. Со знаниями на тройку в воздухе делать нечего. И Гагарин окончил техникум на отлично».

25 мая Юрий провел итоговое заседание физического кружка, посвященное новым открытиям в науке. Время привычных дел завершалось, «индустрики» выходили на «финишную прямую».

Вскоре Гагарин получил отзыв на свою дипломную работу от консультанта Цукермана и его оценки:

«При выполнении проекта учащийся умело использовал данные технической литературы и опыт советских литейных цехов и передовых заводов.

Учащимся самостоятельно решен ряд технических вопросов, а также вопросы учета, планирования и организации производства. Представленный проект свидетельствует о хорошей подготовке учащегося и об умении самостоятельно и вдумчиво решать технические и методические вопросы.

Оценка проекта:

Пояснительная записка – 5.

Графическая часть – 5.

Общая оценка – 5».

Чтобы поскорее вернуться в Дубки, Юрий записался на первый же день защиты дипломных работ группы Л-41 – на 23 июня. Исследователь Владимир Иванович Россошанский реконструировал события того дня так:

«Перед этим ночью прошел сильный дождь. Дипломники поднялись рано, перекусили, по-праздничному оделись и гурьбой отправились в техникум.

Перепрыгивая через очередную лужу, староста группы Аркадий Балашов уронил дипломный проект вместе с чертежами в грязь. Все ахнули: пропали три месяца напряженного труда. Исправить что-либо невозможно: всё в грязи и воде. Что делать?