Шэннон Фаулер - Путешествуя с призраками.

Какая-то часть меня хочет когда-нибудь снова приехать в Сараево. Это город, который я хотела бы показать своим детям, когда они подрастут. Но он уже никогда не будет тем Сараево, с которым я столкнулась в 2002 году, тем, который описан на моей «Карте выживания».

Сегодня на стенах нашего дома в Лондоне висят непромокаемые карты моего деда: красные стрелки течений, устремляющиеся через Южно-Китайское море, – в гостевой комнате; извилистые голубые линии великого Северо-Атлантического течения – в гостиной.

Возможно, что-то сложилось бы иначе, не случись у меня выкидыш в Бангкоке. Может быть, было бы много праздников вместе с семейством Рейлли в Мельбурне. «Это Джек Рейлли, он решительный малый», – говаривал Шон, представляя нашего будущего сына. Но его тоже нет.

Мне потребовалось немало времени, чтобы отказаться от той жизни, от той семьи, к которой я думала присоединиться. Только когда у меня родились собственные дети, я смогла по-настоящему понять.

Я знаю, как невероятно мне повезло. Мне пришлось отправиться на край земли, чтобы найти своего мужа, и хотя наш брак не продержался долго, наши дети здоровы, счастливы, и их много. У каждого из них по два паспорта – и это паспорта стран, о которых бо́льшая часть населения мира может только мечтать. И я не могу представить свою жизнь без их шумной, требовательной, любознательной и восторженной энергии, отскакивающей рикошетом от стен дома.

Так что я теперь смотрю на своих детей и представляю, каково это – когда в три часа ночи раздается звонок, ты берешь трубку и какая-то девица на том конце линии говори, что твой двадцатипятилетний сын мертв. Какая-то девица – а ведь это я носила его девять месяцев и кормила грудью восемнадцать. Это я переодевала его, и укачивала, и пела ему, и была рядом, чтобы подхватить его, когда он падал. Это я любила его так, что в сравнении с этим все бледнело. Это я смотрела, как он рос, – а теперь она говорит мне, что его больше нет.

Любой родитель скажет, что рождение ребенка меняет все. Не важно, сколько раз это повторять, все равно никогда не будешь к этому готов. Когда я услышала, что маленького Макса на Пхангане ужалила медуза, я постоянно представляла себе эту сцену – его крохотное тельце, упавшее на песок, ужас, хаос, растерянность и беспомощность, безнадежная поездка в больницу. Но главное – я не могла перестать думать о его родителях.

Ибо после смерти Шона моя жизнь раскололась надвое: до и после. Я гляжу на свою фотографию – и мгновенно понимаю, что за девушка смотрит на меня. Та девушка, что сексуально танцевала для Шона на вечерней улице и заставляла его смеяться. Та девушка, которая не могла сказать своему младшему брату то, что ему нужно было услышать.

Но когда я стала мамой, моя жизнь снова раскололась. Кто-то упоминает какое-нибудь событие или дату, и я сразу прикидываю, было это до или после рождения моего первого сына. Так что теперь я ловлю себя на том, что каждый День матери, каждую годовщину, каждый день рождения Шона и каждое Рождество мои мысли обращаются к Одри, матери Шона. Ибо рождение моих собственных детей сильнее, чем что-либо другое, изменило мои чувства по отношению к смерти Шона и его семье. Это изменило мое отношение к любви.

Мои родители теперь пенсионеры, живут в Санта-Крузе, в паре кварталов от пляжа, где ветер густ от соли, а в окна их спальни вплывают звуки грохочущего прибоя и рев калифорнийских морских львов. Каждый раз, проходя по Вест-Клифф-драйв, я вспоминаю – как впервые вспомнила на том пароме в Хорватии, – каким прекрасным и каким мощным может быть океан.

Когда мы в очередной раз приехали навестить моих родителей из Лондона, я взяла своего старшего сына с собой, чтобы показать ему университетскую лабораторию Лонг Марин в Санта-Крузе, где я когда-то работала. Мы видели там этакий малый «ноев ковчег» из животных, которых не выпускают на волю: Спраутса, выдувающего пузыри двадцатипятилетнего тюленя; Туну, пятнистого тюленя, найденного живым внутри матери, которую убили охотники-эскимосы; Пуку и Примо, двух атлантических дельфинов-бутылконосов, уволенных в запас из ВМФ США. Мой сын гладил Спраутса по спине, смотрел, как дельфинам чистят зубы, и задавал бесконечные вопросы со своим британским акцентом. Он хотел знать, будет ли он плавать с аквалангом, когда подрастет, едят ли дельфины мороженое и боюсь ли я волн.

Иногда я все еще ищу свой путь вперед. Шаги, которые я предпринимаю ради детей, – это легкие шаги. Я пока еще не придумала, что расскажу им о медузах (а этот вопрос возникает удивительно часто при наличии в доме одержимого пиратами малыша). Но когда мы вместе стояли на солнце у бассейна с дельфинами, я сказала – да, я с удовольствием научу его плавать с аквалангом, когда он подрастет. Бутылконосы едят рыбу и кальмаров. И – нет, я не боюсь волн.

Хью и Карен Джой Фаулер – за их бесконечную любовь и поддержку и огромную помощь в присмотре за Джи, Би и Ди. А также Крису, Айрин и Тони Долдерам, Кэти Хилл, Пауле Парреньо Мартинес, Монике Вида-Гирбиц и всей той небольшой армии людей, которые превозмогали трудности, помогая присматривать за детьми, чтобы я могла писать.

Организациям Anderson Center for Interdisciplinary Arts, Leding House International Writers Residency, Ragdale Foundation, Soapstone Writing Retreat и Ucross Foundation – за щедрые дары в виде времени и пространства, которые я высоко ценю.

Джудит Баррингтон, Марии Блэк, Молли Джеффри, Джастину Лейблстайеру, Кеннету Лину, Келли Линк, Элизабет Маккензи, Йону Мэгидсону, Клэр Олсон, Мике Перкс, Мелиссе Сандерселф, Манилу Сури и Джилл Вулфсон – за чтение и отзывы о первых черновиках.

Моему агенту Рене Цукерброт, которая всегда полностью и безоговорочно верила в эту книгу, и моему редактору Мэрисью Руччи – за ее невероятно вдумчивые и тщательные комментарии и предложения.

Анат и Талии, которые решили войти в двери клиники на острове Пханган, вместо того чтобы уйти прочь.

Мэйхилл Кортни Фаулер, Мэри Рид и снова Джастину Лейблстайеру и моей маме, потому что всякий раз, как я проверяла электронную почту в Восточной Европе, меня неизменно дожидались именно ваши сообщения.

Эндрю Джонсу, чьего четырехлетнего сына ужалила и едва не убила кубомедуза в декабре 2007 года на острове Мак. С тех пор Эндрю делает все, что в его силах, чтобы попытаться уменьшить опасности на пляжах Таиланда путем повышения осознанности, просветительской работы и предотвращения несчастных случаев ( thaibox-jellyfish.blogpost.com ).

И конечно же, Шону. А также Одри.

Шэннон Леон Фаулер – морской биолог и писательница. У нее трое детей, с которыми она живет в Лондоне и воспитывает их одна. После защиты докторской диссертации по австралийским морским львам преподавала морскую экологию на Багамах и Галапагосах, вела университетский курс о китах-убийцах (косатках) на островах Сан-Хуан, как специалист по биологии морских млекопитающих плавала на исследовательских судах в Антарктиде и Арктике. Обучала студентов магистратуры методам ведения полевой работы и одновременно занималась изучением тюленей Уэдделла на шельфовом леднике Росса. Шэннон – автор познавательных текстов для National Public Radio в Вашингтоне.